Поэтому мы должны проводить строгие различия между сутью опьянения и условиями его возникновения. Они могут принадлежать порыву толпы, будь то праздничная процессия, культовое шествие, но в то же самое время принадлежать к миру собственных обычаев. Невзирая на глубинные причины, видимое противоречие не обязательно, так как всякое опьянение в силу своей связи с чувством жизни накрывает волной не только участников, но и зрителей, а потому можно утверждать, что является духовной инфекцией. А в оргиастической толпе, вне всякого сомнения, ширятся душевные контакты, которые грозят проникнуть и подчинить любого, даже самого отстраненного зрителя этого события. Таким образом, привлеченный человек находится в единении с каждым из остальных участников. Он делится со всеми прочими тем, что его восхищает, увлекает и гнетет! Опьянение ему необходимо, чтобы пылать стихийным наслаждением, что остроумные французы преподносили как отрицание банальных половых инстинктов, но любовь — как egoisme а deux (эгоизм на двоих). Если же говорить о нашей концепции, как мы ее трактуем, то стремление к удовлетворению вовсе не унизительное, а лишь идиопатическое, но в большинстве случаев мужской подход отличается от женского.
Но если подразумеваем под «пьянством вообще» идиопатическое состояние, то едва ли мы сможем проложить путь к Эросу, остановившись на данной позиции. Мы должны подняться на третью и высшую ступень опьянения, дабы констатировать, что «пьянство вообще» преобразуется в исполненное Эросом блаженство. Цветок — это не только верхушка того, что заканчивается ниже корнем. Но и корень доходит до цветка, и цветок спускается до корня. Через трансформацию корень разворачивается чашечкой цветка! Но если мы знаем об этом, то корень должен опускаться из стебля, то есть должен быть извергнут из самого цветка. Именно это мы подразумеваем, когда говорим, что хаос души извергает из себя три стебля космических цветов. Но только центральный из них в конце концов ведет к процветанию Эроса. Мы должны исследовать их, чтобы нам стало понятно, в чем кроется особенность и значение «стебля».
Легко различить между собой три стадии опьянения. В хаосе неразрывно между собой связаны и перемешаны ужас и блаженство. В космосе это повсеместно явлено в противостоянии или единении, в сверкающей звезде или бушующем мраке. Контролируемое Эросом опьянение несет на себе лучезарную корону (венок Посвященного), преображает ее блеск и направляет в бездну ночи (стрела Эроса). Однако если что-то и может передать чувственную природу опьянения, то для этого надо использовать виды и типы слов, каждое из которых относится к ощущению! На наше счастье для обозначения эротического, цветущего опьянения у нас есть одно средство, которое позволяет избежать опасений того, что мы дадим неверные толкования и неадекватные любовные трактовки.
Эротическое опьянение никогда не является идиопатическим, оно всегда без исключения симпатическое. И по этой причине всякое опьянение настолько является в узком смысле слова эротическим, насколько оно является симпатическим. Но что мы подразумеваем под симпатическим волнением? Это возбуждение одного существа, которое неразрывно связано с аналогичным возбуждением по меньшей мере еще одного, второго существа. Симпатическое возбуждение относится к двум людям, которые не только возмущены один и тем же происшествием, но и существенно объединены своим гневом, из которого черпают общий пафос своего возмущения. Возможно, у людей нет таких чувств, которые бы не могли хотя бы время от времени вступать в симпатические связи, при этом негативные эмоции вовсе не исключают возможности симпатического пафоса. Например, участники национально-освободительной борьбы благодаря высокому накалу страстей могут быть связаны их общим пламенным гневом. Но даже если они вознеслись до столь пьянящей высоты — эмоционального залога всех революций, то (пожалуй, этого никто не знает) совершенно иначе, нежели дионисиец.
Негативный по форме гневный пафос может быть живым откликом на горячую любовь к жизни, которой противостоят некие злодеяния. Но если мы будет брать в качестве источника чувств только лишь отрицательные инстинкты, то симпатическая природа эмоций улетучится. Если главное побуждение в итоге направлено против жизни, то оно автоматически направлено также против высоких чувств других существ. Не исключено, что этим побуждением является знание о причастности к счастью. Из-за того, что житейская зависть всегда с подозрением относится ко всякому странному увлечению, то она неизбежно исключает обывателя из пафоса сопереживания. Поэтому симпатические склонности неизменно связаны лишь с положительными намерениями и наиболее ярко проявляются в чувстве взаимной любви.