На древних барельефах мы находим и опознаем изображение греческих вакханалий, в ходе которых обвитые змеями менады разрывают козлов. В храме критских дионисийцев можно найти изображение того, как участники действия зубами разрывают быка, пожирают его мясо, кружатся вокруг его останков, а сердце кладут в специальный ящик. Святой Нил рассказывает об обычае племени бедуинов, которые в промежутке времени между восходом утренней звезды и восходом Солнца в оргиастическом приступе рвут верблюда и поедают его кровоточащее тело. В наши дни разрывание хотя бы одного ягненка можно наблюдать во время главных праздников, справляемых в Алжире.
Жертвенное животное было экстатически вознесенным образом самого бога. Это раскрыто в теогонии, которую мы ранее привлекали для наших изысканий. Хотя из самых древних мифов этого не следовало, равно как не следовало из обстоятельства, что мы знаем четкие указания на изображения, на которых Бог — всегда мужчина, и он сочетается браком с девушкой как символом высвобожденной человеческой души! В облике быка Вакх вышагивает перед Пенфеем, которого готовы разорвать менады — неистовые вакханки. Звуком труб девушки с елисейских полей призывают бога из-под волн, размахивают при этом бычьей ногой: άξιε ταύρε! (Достойный телец!) Пасифея состоит в связи с посланным Посейдоном быком, для чего прибегала к ухищрениям Дедала, после этого рожает Минотавра. Зевс похищает Европу именно в образе быка. Египтяне верили, что когда свет двуполой луны падал на пеструю с белыми отметинами корову, то она рождала священного быка Аписа. Невзирая на жутчайшие искажения и утрирование, лейтмотив этого процесса со всей отчетливостью можно обнаружить в жертвенных ритуалах Древней Мексики. Как известно, для самого большого праздника, связанного с жертвоприношениями, за год до этого выбирался специальный человек. Чем ближе становилось время жертвоприношения и его смерти, тем больше почестей оказывали ему. В конце концов, он становился тем самым божеством, которому его приносили в жертву. Участники оргиастических трапез были «пожирателями бога», так как пища во время этого ритуального действа являлась выражением божественной души, входившей в мистиков, таким образом случалось уже их обожествление.
Демоны могли являться в образе козла, змея, гибридного существа, например, человека и тельца, или даже в человечьем обличье. Убийство, терзание, разрывание плоти и ее поглощение — это самый действенный способ высвобождения и слияния с ним. Принимая его в себя, одновременно отдаешься ему. Отныне подобные идут с богом внутри, божественно беременные, и они являются этнеями (κατεχόμενος, ενεργουμενος, numine afflatus), то есть нашедшим бога, или «одержимыми богом». В то же самое время бык, или козел, стал одним из символов, которые воспринимаются как душа постоянно обновляющегося космоса, наполненная ярчайшими образами смертельной тьмы. Со стороны мистиков это поглощение бога или божественное зачатие, со стороны демона — это его излияние в душу мистика. После разрывания Диониса Загрея, совершенное покушавшимися на него титанами, возникает орфическое учение о боге и его последующем воскрешении. То есть это два мифических события, два акта, которые для мистика являются двумя импульсами для одного переживания. Вслед за вкушением бога следует рождение одержимого, воодушевленного образом. Все мы помним стихи Гете:
Мы были совершенно правы, когда в первой главе среди любовных побуждений привели инстинкт объединения, или инстинкт соития, и это должно стать наглядным примером того, насколько мало общего имеют физические объятия с подлинной экстатической свадьбой!
Однако наш беглый взгляд, брошенный на проблему оргий, кажется, может вызвать встречный вопрос! Если каждый неофит тайного союза решается на внешне трезвые действия, такие как поглощение ритуальных напитков, преломление хлеба и тому подобное, то в итоге он планирует пережить внутренний разрыв, ведущий к воскресению, что нельзя сделать в одиночку. Но может ли элементарный человек, вкушая обыкновенный хлеб и напитки, ощутить опьянение посвящения в тайну? Отвечаем: так не должно случиться. Вообще резко неприятный выброс сопровождает только один вид экстаза, а самоограничение вовсе не обязательно. Скорее, всякий раз, как это случается в страшнейших судорогах, необходимо стремиться к преодолению препятствий, а потому экстаз может наступить только после устранения барьеров. Здесь же мы касаемся только самых основополагающих фактов. То, что человек совершает попытку выйти вовне, покинуть самого себя (неважно, делает он это осознанно, волевым способом или же невольно), всегда является процессом внутренней жизни, стремящейся к обратному отражению во внешнем мире. Если мистику необходимо разорвать тело бога, чтобы вступить с ним в полярную связь и стать равным богу, то это означает, что он сможет прийти к самовыражению только лишь после насильственного саморазрушения. В оргиастических культах можно найти массу примеров различного рода самобичевания, самоотравления и других форм самоуничтожения. Они дают ключ к крайнему чувству экстатического разрыва вообще как внешне крушащего явления, ведущего к самым серьезным внутренним потрясениям. Для этого требуется душа, которая уже отделена от первообраза, потому что она накрепко замурована в под-