Таким образом, предполагаемое бессмертие было вполне реальным и зависело оно от прижизненного существования. На одном из элевсинских надгробий, датируемых вторым веком нашей эры, провозглашено: «Воистину, прекрасная тайна провозглашена благословенным. Быть смертным не проклятие, а благословение смерти!»
На это можно заявить, что всякий раз, когда хоть в какой-то мере проявляется мысль о бессмертии, все люди в равной степени страстно желают и стремятся к блаженному бессмертию. И всякий раз, когда свершается посвящение в таинство, участникам акта дарится надежда на бессмертие и дается обещание будущего вечного блаженства! Другими словами, блаженство как бы является само собой разумеющимся. Обещанная будущая жизнь придает мистериям их силу. Но мы должны подразумевать и иное: уверенность в грядущем блаженстве происходила через пробуждение созерцания, а проекция блаженства в будущую жизнь, напротив, случалась через введение в заблуждение духами. Это мы должны рассмотреть в предельно сжатом изложении.
В самом кратком виде мы будем рассматривать некоторые противоположности. Мы будем действовать на ощупь, чтобы понять, что они исключают друг друга. Это желание обрести бессмертие и увековечивание жизни. Уход и почитание умерших — это действительно существующее; бессмертие — это обещанное, но не явленное. Это происходит от прошлого, что отчуждает даже настоящее, которое полностью отрывается от прошедшего и приносит в жертву единственное вечное, которое существует, живой взгляд, устремленный в предсказуемое будущее. В культе предков задаются вопросом: что стало с теми, кто ушел, кто покинул нас? Желающие верить в бессмертие задаются иным вопросом: что будет со мной, когда меня больше не будет, и смогу ли я обрести беспечное продолжение своего существования?
Таким образом, можно констатировать, что вера в бессмертие возникает из эгоизма. Она как бы заявляет: «Я» заняло место первообраза, а следовательно, воля к бытию должна занять место жизни. Но воля к бытию — это враждебное по отношению к образу явление, и оно направлено на искажение реальности. «Когда все распадется в ничто, тогда бытие заявит о себе». Чем дальше оно простирается, тем больше искажается экстатический опыт, в итоге рискуя и вовсе быть утраченным. А смысл этого процесса: самоотчуждение становится выражением жизни, объединение с космосом посредством преломления предметных барьеров, побег из космоса через уничтожение телесной темницы. Из внутреннего разрыва родились аскетические заблуждения орфиков, видевших в теле гробницу души. Философия, которая стала жертвой обмана со стороны Духа, инициировала создание огромных систем, противоречивость которых можно было бы сравнить с безнадежным замыслом великого архитектора. Начало и сама идея были гениальными, но, к сожалению, при строительстве не имелось возможности использовать земной материал! Впрочем, это тема для отдельного разговора.
Так обстоят дела с отторжением тела. Для понимания этого процесса как взаимодополняющего вытеснения, мы рассмотрим следующую ситуацию. Из сущностного рождения прошлого нет никакого переходного моста в сущностное несуществование будущего. Будущее совпадает с отказом от прошлого. Тот, кто стал надеяться на будущее, тот достиг самого высокого уровня страха. Если кто-то после смерти очень сильно надеется попасть в рай, то он панически боится ада! В надежде сберечь свое «Я» отворачивается от первоисточника, который одолжил ему жизнь. Обратите внимание на фразеологической оборот «наделить жизнью». А потому «милостивые богини» эвмениды превращаются в мстительную Эринию. Мертвые души, которые более не питаются любовью к самооценке, превращаются в кровожадных вампиров, которых тщетно пытаются умилостивить гекатомбами жертвенных животных и людей! Страх стал сердечным нервом современности и всех, кто поддался посулам ложной веры в будущее. Страх смерти, страх перед завтрашним днем, страх всего, потому что это страх следующей минуты, страх утраченной жизни, которая (даже если бы умерла вся вера в призраков) оказалась бы загублена «злой совестью».