- А гнать до завода долго?
- Да тысячи три по прямой будет.
- А если у движков ресурс и кончится в это время?
- Так я же первого класса летчик, хоть и в военно-транспортной авиации служу, — флегматично зевнул Убийвовк, — перегоню как-нибудь, тем более тут все степ да степ под крылом.
Горелов на него посмотрел — и ни в движениях, ни в ленивом позевывании не уловил никакой искусственности. Представил, что Убийвовк уже не однажды гонял «над степом» такие самолеты с осипшими, умирающими двигателями. Гонял опасно и трудно. Но ни взмахом бровей, ни прищуром зеленых глаз не хочет на это намекнуть. Профессия! Редко встретишь летчика, способного ею хвастаться и выдавать за геройство свое отношение к трудностям.
«Пожалуй, зря я сужу его так строго, — подумал Алексей про себя, — сколько я там насчитал? Три — ноль? За этот ответ придется приплюсовать очко, пусть будет три — один».
- Да разве такую машину па степь посадишь? — поинтересовался Алеша.
- Если припрет, так посадишь.
- А припирало когда-нибудь?
- Было разок.
- Ну и что же?
- Жить захотелось, когда шасси стал выпускать. Вот и балакаю теперь с вами.
- Чудной вы, майор.
- Какой уж есть. Продолжайте свои умственные и физические разминки, а мне дайте поспать.
- Да ведь не мешаю, кажется, — ухмыльнулся Горелов.
Убийвовк взбил подушку и хотел уже на нее завалиться, но вдруг спохватился:
- Постойте, капитан. Я все уже вам рассказал — и кто, и откуда, и куда четырехтурбинный экземпляр погоню. А вы что можете сказать в свое оправдание?
- Летчик, такой же, как и все, — вяло отмахнулся Алексей, — только песню эту «наша жизнь коротка» не знаю. Это что? Из Есенина, что ли?
Убийвовк подложил под щеку кулак и прыснул:
- Ге-ге, парубок, вы ще скажете, это из Евтушенко. Нехоршо. Надо знать такие вещи. Це ж классика.
- Все знать нельзя.
- Но это же элементарная вещь, это старая добрая студенческая песня.
- А вы все элементарные вещи знаете, майор?
- Да как сказать. Смотря что вы имеете в виду?
Горелов убрал со стола законченный шарж. Засмеялся, и кудряшки вздрогнули на его голове. Как менялось с годами его лицо! Еще недавно было оно мягким, обрамленным детским пушком, и в глазах что-то всегда таилось от детства — ямочки на щеках плясали, если улыбался. А сейчас зрачки потемнели, губы стали тоньше, упрямее, часто смыкались в одну полоску, когда задумывался или старался обиду перебороть какую.
—Что я имею в виду? — переспросил он. — А вот что. Как-то ребенок поинтересовался у своего отца: «Скажи, папа, почему все считают тебя великим?» Отец подумал и ответил: «Знаешь, сынок. Жук за свою жизнь проделывает огромный извилистый путь по земле, но ни разу на него не оглядывается. А я оглянулся на свой путь и на его извилины. Я увидел свой путь. Может, поэтому меня и стали считать великим». Кто это сказал, майор?
Убийвовк на локтях поднялся над кроватью, глаза округлились.
- Мей брей, та, ей-богу, не знаю. Балакай дале, капитан. Я буду с радостью слушать.
- Альберт Эйнштейн.
- Да ну? Тот самый, что выдумал теорию вероятности?
- Положим, не выдумал, а развил, углубил.
- И над атомной теорией работал.
- Это так, — согласился Горелов и весело рассмеялся: — Как видите, каждому свое. Вы в студенческих песенках прошлого века хорошо ориентируетесь, а я в изречениях великих математиков и физиков.
- Это ваша профессия?
- Возможно, и так.
- А бокс в наилегчайшем весе?
- Это уже самодеятельность, — развел руками Горелов.
Убийвовк даже вскочил с постели:
—Ничего не понимаю. Кто ты такой, капитан? Так темнишь, что и сам запутался.
Горелову стало весело. Он вспомнил последние указания их веселого секретчика майора Дробышева, советовавшего любыми путями уклоняться от расспросов об их особой группе, ну а уж если собеседник окажется не в меру упрямым, говорить о том, что прибыл в Степновск с особой группой парашютистов, и на этом ставить точку. Он так и сделал, но получил в ответ только гримасу.
- Особая группа? — презрительно переспросил Убий-вовк. — Куда ни пойди — везде только и слов, что особая группа. В столовой для вас целый зал, в Доме офицеров всегда в первых рядах сидите. Спасибо еще, что из одной гостиницы с вами не выселяют. Чем же вы, позволю себе спросить, занимаетесь?
- Парашютными прыжками, — ответил Горелов уклончиво.