— Уполномачиваем! — загудели космонавты.
«Антилопой-гну» Сергей Ножиков именовал свой собственный, недавно приобретенный на двухгодичные отчисления из офицерского оклада автомобиль «москвич». Ножиков, спокойный с виду и очень рассудительный человек, просто преображался, когда садился за руль. Нет, никто бы не сказал, что это именно он, майор Сергей Ножиков, секретарь партийной организации отряда космонавтов, так лихо гонит машину. При этом Сергей никогда не нарушал режима скорости или правил движения. Просто он так умел этой скоростью пользоваться и так смело обходил впереди идущие автомобили, управляемые нерасторопными водителями, что могло показаться — едет самый что ни на есть забубённый лихач.
Сегодня он особенно торопился, потому что знал — генерал Заботин принимает только с трех до пяти, а ровно в пять у него начнется методическое совещание, и тогда — прощай: генеральский кабинет превратится в неприступную крепость.
Все-таки он успел. Вошел в приемную, когда на часах было без десяти пять.
— У генерала кто-нибудь есть?
Секретарша отрицательно покачала головой, и Ножиков, поняв это как разрешение, отворил дверь. Отодвинув от стола старомодное кресло с резными подлокотниками, генерал стоя читал какую-то рукопись. Был он в штатском. Черная без единой сединки шевелюра, остроносое лицо. При появлении Ножикова не оторвал взгляда от рукописи.
— Слушаю вас, товарищ.
— Я по поводу космонавта майора Кострова, — начал Сергей, — его отстранили от дальнейших тренировок.
Глаза Заботина уперлись в Ножикова.
— Вот как! — удивленно, чуть в нос пробаритонил генерал. — Вы что же, командир отряда космонавтов?
— Никак нет.
— Его заместитель?
— Тоже нет.
— Тогда, быть может, начальник штаба? — продолжал Заботин, подавляя раздражение, вызванное неожиданным вторжением в его кабинет этого широкоплечего майора.
— Нет.
— Тогда вы, быть может, скажете, по чьему поручению задаете мне такой вопрос? — вкрадчиво произнес Заботин и, опираясь на прочные подлокотники, медленно осел в кресле.
— Скажу, — отрубил Ножиков. — По поручению нашей партийной организации.
— Позвольте, — перебил Заботин сурово, — ответственность за судьбу Кострова лежит все-таки на мне, и, если ваша парторганизация снабдит его новым сердцем, без явлений экстрасистолы, я охотно оставлю неподписанным документ об отчислении его из группы летчиков-космонавтов.
В темных глазах Ножикова вспыхнула буря.
— Послушайте, товарищ генерал, — почти выкрикнул Ножиков, — майору Владимиру Кострову не надо нового сердца. У него есть свое — хорошее и надежное сердце... Если вы даже в нем и обнаружили эту самую экстрасистолу.
Генерал Заботин с интересом посмотрел на майора. Он любил людей настойчивых и строптивых. С такими он ожесточенно спорил, если, по его мнению, они защищали или высказывали неверную точку зрения. Но стоило только Заботину убедиться, что правы они, — и он тотчас мужественно в этом признавался.
— Чего же вы добиваетесь? — спросил Заботин тихо.
— Чуткого отношения к Кострову.
— Нельзя ли поконкретнее?
— Чтобы майор Костров был немедленно отправлен на самое глубокое медицинское исследование, под наблюдение лучших терапевтов.
— И вы уверены, что это все нам объяснит?
— Уверен, товарищ генерал.
— Ладно, будь по-вашему, — согласился вдруг Заботин и усмехнулся: — Однако и крутоватый же вы мужичок.
— Какой уж есть, — насупившись, проговорил Ножиков.
13
Жене Светловой ужасно не повезло. Даже Первое мая она провела в сурдокамере. Где-то в это время звенели голоса друзей и подруг. Они, возможно, веселились за праздничным столом, а может, их всех увезли в Звездный городок. Туда на праздники всегда приезжали знаменитые артисты и поэты. В Звездный городок наверняка приехал и Леня Рогов, которому замполит Нелидов, наверное, послал пригласительный билет.
Рогова Женя не видала уже около месяца. Они провели с ним одно из воскресений в Третьяковке, пообедали в молодежном кафе «Романтики». И в тот же день по редакционной командировке Рогов уехал в Сибирь. Теперь он в Москве и, вероятно, уже навестил их городок. Может, заходил в сурдокамеру и видел ее на экране телевизора. «Видел или нет? — спросила себя Женя и тут же обрезала: — А тебе этого хотелось, а?» Усмехнулась, потому что не нашла на этот вопрос ответа.