Машину перестали раскачивать. Воцарилось всеобщее созерцание. Теперь снаружи все связались воедино вторым уровнем взаимных обязательств.
Бомбу взорвали прямо у инвестиционного банка. На другом экране Эрик увидел тени съемки — с цифровой скоростью по коридору бежали фигуры, бежали, заикаясь, данные считывались в десятые доли секунды. То была съемка камер видеонаблюдения в башне. Демонстранты штурмовали здание, врывались в смятый вход и захватывали лифты и вестибюли.
Снаружи возобновилась борьба — полиция направляла на горящие баррикады пожарные рукава, а демонстранты опять затянули свою литанию, живьем, восстановив собственное бесстрашие и нравственную силу.
Но с его машиной наконец-то вроде бы покончили.
Немного они посидели спокойно.
Он спросил:
— Ты видела?
— Да, видела. Что это было?
Он ответил:
— Я сижу. Мы разговариваем. Я смотрю на экран. Тут вдруг.
— Ты в шоке отпрядываешь.
— Да.
— Потом взрыв.
— Да.
— А такое бывало, интересно, раньше?
— Да. Я распорядился проверить нашу компьютерную безопасность.
— Все в порядке.
— Все. Да и вообще никто не способен создать такой эффект. Предугадывать такое.
— Ты в шоке отпрянул.
— На экране.
— Следом взрыв. И потом.
— Отпрянул по-настоящему, — сказал он.
— Что же это может значить?
Она потеребила родинку. Пощипывала ее на скуле, покручивая, сама размышляла. Он сидел и ждал.
— Вот какая штука с гениями, — сказала она. — Гений меняет условия своего ареала.
Ему понравилось, но хотелось большего.
— Думай об этом так. Бывают редкие умы, они работают — их немного, тут и там, эрудит, истинный футурист. Такое сознание, как у тебя, гиперманиакальное, может обладать такими пятнами контакта, которые широкой массой не воспринимаются.
Он ждал.
— Технология жизненно важна для цивилизации почему? Потому что она помогает нам осуществлять нашу судьбу. Нам не нужны Бог, чудеса или полет шмеля. Но она, к тому же, подобралась на низком старте и поди ее пойми. Может кинуться в любую сторону.
На фасаде осажденной башни погасли тикерные ленты.
— Ты говоришь о том, что будущее нетерпеливо. Навязывается нам.
— Такова была теория. Я занимаюсь теорией, — резко ответила она.
Он отвернулся от нее и стал смотреть на экраны. Верхняя лента электронного табло через дорогу теперь показывала такое сообщение:
ПРИЗРАК БРОДИТ ПО МИРУ —
ПРИЗРАК КАПИТАЛИЗМА
Эрик признал в нем вариацию на тему знаменитой первой фразы «Манифеста коммунистической партии», в которой призрак коммунизма бродит по Европе, году в 1850-м.
Они запутались, они ошибаются. Однако его уважение к изобретательности демонстрантов стало определеннее. Он отодвинул смотровой люк и высунул голову в дым и газ, густо чадила горящая резина, а он мысленно сравнил себя с астронавтом, который высаживается на планету чистого метеоризма. Бодрит. На капот влезла фигура в мотоциклетном шлеме, поползла по крыше салона. Торваль дотянулся и сколупнул ее. Швырнул человека наземь, в действие вступили телохранители. Чтобы усмирить его, пришлось применить электрошокер, и напряжение отправило демонстранта в другое измерение. Эрик едва обратил внимание на треск разряда и дугу электротока, проскочившую между электродами. Он смотрел на вторую тикерную ленту — она включилась, с севера на юг побежали слова:
КРЫСА СТАЛА ЕДИНИЦЕЙ ОБМЕНА
Он опять не сразу осознал смысл слов и определил, откуда эта строчка. Ее он, разумеется, знал. Из стихотворения, которое недавно читал, из тех, что подлиннее, он выбрал его для более тщательного изучения, — строка, полстроки из хроники осажденного города.
Это возбуждало — голова в испарениях, он видит вокруг борьбу и разор, отравленные газами мужчины и женщины в их неповиновении, размахивают сворованными футболками НАСДАКа, но они читали те же стихи, что и он.
Он присел ровно для того, чтобы извлечь из слота веб-телефон и отдать распоряжение: больше иен. Он занимал иену в ошеломляющих количествах. Ему хотелось себе все иены, какие только есть.