О. Генри
КОСМОПОЛИТ В КАФЕ
(Из сборника «Четыре миллиона»)
К полуночи в кафе яблоку было негде упасть. Столик, за которым я сидел, по какой-то причине ускользнул от внимания посетителей, и теперь два свободных стула с небескорыстным гостеприимством простирали клиентам свои деревянные объятия.
То, что на один из них уселся космополит, меня весьма обрадовало, так как у меня была теория, в соответствии с которой на земле после Адама не существовало ни одного истинного гражданина мира. Мы постоянно слышим о них, мы видим дорожные сумки с иностранными наклейками, но в итоге нам всегда встречаются простые путешественники, но не космополиты.
Позвольте описать вам всю сцену — покрытые мрамором столики, обитые кожей сиденья, веселая компания, дамы в почти вечерних туалетах, голоса, сливающиеся в изящный хор, преисполненный вкуса, лаконичности и искушенности, garsons[1], усердные и не пренебрегающие дарами посетителей, музыка, равно услаждающая всякий слух, mélange[2] разговоров и смеха — и, если угодно, «Вюрцбургер» в высоких фужерах, который манит ваши губы так же, как спелая вишня, покачиваясь на ветке, манит клювик сойки-воровки. Скульптор из Мо-Чанка[3] сказал мне, что зрелище это — в истинно парижском стиле.
Моего космополита звали Э. Рашмор Колан, и вскоре он должен был отправиться на Кони-Айленд[4], где намеревался устроить новый «аттракцион», который, как он мне сообщил, обеспечит королевское веселье. Дальнейшая беседа презрела границы географических широт и долгот. Он держал на ладони огромный земной шар до того фамильярно и с таким пренебрежением, что тот размером казался уже не больше косточки мараскиновой вишни, украшавшей грейпфрут с table d'hote. Без всякого уважения он говорил об экваторе, перескакивал с континента на континент, высмеивал пояса, осушал салфеткой моря. Небрежно взмахнув рукой, он оказывался на базаре в Хайдарабаде. Раз! И по его воле вы уже рассекаете на лыжах снежные просторы Лапландии. Два! И вы скачете на дикой лошади вместе с канаками по Кеалайкахики. Три! Он протащил вас через арканзасские болота, дал вам обсохнуть на солончаках у своего ранчо, а потом как ураган унес вас в общество венских предводителей аристократии. Вскоре он уже рассказывает, как его продуло на чикагском озере и как старуха Эскамила в Буэнос-Айресе вылечила простуду горячим отваром из корней растения chuchula. Если вам нужно отправить ему письмо, то адресовать его следует «Э. Рашмору Колану, эсквайру, Вселенная, Солнечная Система, Земля». Тогда вы можете не сомневаться, что его доставят ему прямо в руки.
Я был почти уверен, что наконец-то встретил первого космополита со времен Адама и слушал его кругосветную сагу в страхе, как бы какая-нибудь мелочь не обнаружила в нем ординарного путешественника. Но он не допустил ни одной промашки; он был так же беспристрастен в отношении городов, стран и континентов, как ветер или сила тяготения.
И пока мистер Э. Рашмор Колан щебетал о нашем мирке, я с ликованием вспомнил о великом почти-космополите, который писал для всего мира и посвятил себя Бомбею. В своих стихах он говорил, что города полны гордыни и ревности друг к другу, но «То города, плодящие людей, тех, что дороги пыль не стряхивают с платья, но для которых город-колыбель милей, чем матерей родных объятья». И когда эти люди ходят по «незнакомым улицам ревущим», они вспоминают, что кроме своих «не знали городов глупей, милей — беззвучно имена их прошептав, связали узами себя любви прочней»3, и ликование только увеличивалось оттого, что мне удалось уличить мистера Киплинга[5] — поймать его на «зевке». Здесь я нашел человека, сотворенного не из праха; того, кто не кичится местом своего рождения или страной, того, кто если и будет хвалиться, то лишь своей планетой перед марсианами и жителями Луны.
Все эти излияния Колана обрушивались на некоего оппонента, незримо присутствовавшего за нашим столиком. Когда Колан описывал мне топографию земель вдоль Транссибирской магистрали, оркестр незаметно заиграл попурри. Заключительной мелодией стала «Дикси»[6], и когда начали затихать последние бодрые звуки, музыка потонула в шквале аплодисментов, раздававшихся почти из-за каждого столика.
Следует целый абзац посвятить тому примечательному факту, что эту сцену можно наблюдать каждый вечер во многих нью-йоркских кафе. В долгих раздумьях о природе этого явления были поглощены литры разнообразных напитков. Многие довольствовались поспешным выводом, что в сумерки все южане слетаются в кафе. Овации «повстанческой» мелодии в северном городе действительно могут озадачить, но и у этой задачки есть свое решение. Война с Испанией, обильные урожаи арбузов и мяты, несколько неожиданных побед на скачках в Новом Орлеане и великолепные банкеты, которые устраивали члены Общества Северной Каролины из Индианы и Арканзаса, сделали Юг модной причудой на Манхэттене. Маникюрша непременно тихо пролепечет, что ваш левый указательный палец так напоминает ей палец джентльмена из Ричмонда, штат Виргиния. Ах, конечно; но многим леди сейчас приходится работать — война, знаете ли.
5
Джозеф Редьярд Киплинг (1865-1936) — английский писатель, поэт и новеллист, автор знаменитой «Книги джунглей» (1894).
6
Песня, сочиненная Дэниэлом Декатуром Эмметом (1859), считалась гимном конфедерации южных штатов Америки.