Мой космополит сделал широкий прощальный жест и покинул меня, ибо в сигаретном дыму заметил своего знакомого. Так что я остался в компании с будущим береговичком, который полностью ушел в общение со стаканом «Вюрцбюргера» и уже не мог словами выразить своего стремления к пению и веточке над долиной.
Я сидел и размышлял о своем космополите, удивляясь, как же это поэт умудрился его пропустить. Он был моим открытием, и я в него верил. Как там было? «То города, плодящие людей, тех, что дороги пыль не стряхивают с платья, но для которых город-колыбель милей, чем матерей родных объятья».
Но не таков Э. Рашмор Колан. Ведь целый мир…
Мои размышления были прерваны громким шумом потасовки, доносящимся с другого конца кафе. Поверх голов посетителей я увидел Э. Рашмора Колана и незнакомого мне человека, сцепившихся в жестокой схватке. Они сражались друг с другом среди столов подобно Титанам: разбивались бокалы, люди хватали свои шляпы и оказывались на полу, брюнетка кричала, а блондинка затянула «Тизинг».
Когда официанты расцепили участников схватки своим знаменитым журавлиным клином и начали выводить их из помещения, мой космополит, все еще продолжая сопротивляться, изо всех сил поддерживал честь и репутацию Земли.
Я подозвал Мак-Карти, одного из гарсонов-французов, и спросил, из-за чего началась драка.
— Один тип нелестно высказался по поводу загаженных тротуаров и системы водоснабжения в городе, где родился господин в красном галстуке (это был мой космополит), — ответил гарсон. — Вот он и разошелся.
— Но, — произнес я в замешательстве, — он ведь гражданин мира — космополит. Он…
— Родом из Маттавемкеага, штат Мэн, — продолжил Мак-Карти. — И отвинтит башку каждому, кому не нравится этот городишко.