Алекс переглянулся с Морисом.
— Воевать плохо, — сказал Алекс. — Очень плохо. Надо быть полными дураками, чтобы воевать, парень.
Сурок с минуту простоял, молча переваривая пацифистскую информацию, потом продолжил:
— Лысая обезьяна Алекс права — воевать плохо. Мы не хотим воевать, но что же нам делать? Мы пришли к вам. Вы, обезьяны, виноваты перед нашим народом. Дайте нам огнеплюющие палки, искупите вину. Не за так — мы принесли товары в обмен. Мы всё отдадим — плоды, ягоды, овощи, зерно. Всё, что у нас есть. Попробуйте — наши плоды вкусны, зерно наваристо, ягоды налиты соком. Это всё будет ваше, и мы принесём во много раз больше. Забирайте, — абориген описал лапой круг над подстилкой с выложенной на ней снедью. — За всё это мы хотим три огнеплюющих палки. Что скажете?
Алекс стянул с головы кепку и ошеломлённо почесал лысину. Затем потянулся, выключил транслятор и обернулся к Морису.
— Хорошенькое дельце... — сказал он. — Этот мохнатый — тот ещё жох. Пристыдил нас за прошлые грехи, а теперь торгует у нас огнестрельное и набивает цену своему товару. Причём, довольно толково это проделывает. Я бы сказал — убедительно. Ну, и что будем делать?
— Постой, — Морис вновь включил транслятор. — Огнеплюющие палки очень опасные штуки, друг мой, — принялся убеждать он. — Вы даже не представляете, насколько они опасны. Кроме того, это очень сложные в обращении вещи.
— Лохматая обезьяна Морис права, — согласился абориген. — Огнеплюющие палки очень хороши. Я готов сбавить цену. Две палки за всё.
— Друг мой, поймите, не в количестве дело. Давайте лучше подумаем, как мы можем помочь вам. Что мы можем сделать, чтобы избежать войны.
— Хорошо... — абориген насупился. — Я вижу, что ты дорожишь своим товаром. Твоё упорство похвально, на обезьяньих ярмарках ты, должно быть, знатный купец. Что ж, я согласен! Одну палку за всё, и мою дружбу в придачу.
— Да поймите же....
— Погоди, — Алекс поднялся, шагнул вперёд. — Мы подумаем, — выпалил он. — Ответ дадим через неделю. Вот тогда и приходите. И товары свои забирайте, понятно? Всё, через неделю поговорим. Авось, за это время вы тут друг друга не перережете...
* * *
Старый Птицелов, кряхтя, уселся в корнях поваленного ураганом выворотня и оглядел ходоков.
— Обезьяны сильны и злобны, — напомнил Птицелов. — Не забывайте об этом.
Волкодав почтительно слушал. Старик знает, что говорит, он пережил восемь десятков зим, но сохранил и память, и ясность ума.
— Новые обезьяны не убивают лесовиков, — продолжил Птицелов. — Они притворяются смирными и дружелюбными, однако, кто знает, что они могут затеять. Так или иначе, огненные палки обезьян нужны нам.
— Это так, — подтвердил Волкодав, и остальные ходоки зашумели согласно.
— Всякое дело нужно стараться уладить миром, — произнёс Птицелов рассудительно. — Обезьяны падки до шкур и любят мясо. Предложите им честный обмен. Но если они не согласятся… — старик оглядел ходоков. — Обезьяну тоже можно убить.
— Расскажи, как ты убил обезьяну, — почтительно попросил Волкодав.
Старик уселся поудобнее. Это хорошо, что молодёжь спрашивает о делах дней минувших. Кому, как не Птицелову, видевшему давние события воочию, рассказывать о них.
— То была плохая обезьяна, — начал старик. — Очень плохая, крупная и свирепая. Она охотилась без стаи, потому что была жадная и не желала делиться добычей с сородичами. И было к этой обезьяне не подойти, потому что её охраняли два ручных волка, таких же злых, как она сама.
— Ручных волков не бывает, — осторожно возразил Волкодав.
— У обезьян всё бывает! — рассердился старик. — То были особые волки, которые для этой обезьяны охотились. Они втроём убили много народу и на правом берегу, и на левом. Все боялись этой обезьяны и при её приближении бежали без оглядки и прятались. И тогда мы с Полеводом…
— С Полеводом? — удивился Волкодав. — Странное имя для лесовика.
— Он не был лесовиком, — насупился старик. — Но он был отважным воином и моим другом. Полевод метнул сдобренную ядом ехидны стрелу и убил одного волка и схватился с другим, когда тот бросился на него. И тогда я спрыгнул из ветвей широколиста обезьяне на плечи…
Из селения вышли затемно и к восходу красной луны добрались до моста. Перекинувшись парой слов с дозорными на посту, двинулись дальше.
В ночном лесу для Волкодава не было тайн, он знал его как собственное жилище. Он видел лес, обонял его, осязал и слышал. За сто шагов по шороху определял скользнувшую под корягу змею или сиганувшую с ветви на ветвь белку. За двести по запаху чуял когтяря, девятихвоста и копьезуба. На ощупь, по примятости травы, высчитывал, как давно к водопою прошло стадо копытников.