Он покосился на сидевшего рядом вдохновителя. Тот, похоже, думал о чём-то неприятном, глядел перед собой, набычившись, и здорово сейчас смахивал на постаревшего слона. Солдаты зря кличек не дают. Такой он и есть. Не первой молодости, облезлый, не очень умный, но — Слон.
А насчет дум нерадостных, тут претензий к нему не предъявишь. Есть причины. Воевать с собственным, по сути дела, народом — последнее дело. Впрочем, у управления, к которому Слон принадлежит, в этом опыт богатый.
Майор невольно поёжился.
И чёрт его дёрнул поехать на машине? По боевому расписанию, ему сейчас положено рулить обстановкой из танка. Да только на колесах сподручнее, чем на гусеницах. Не ползешь, словно черепаха. На марше мобильность командира танкового батальона имеет большое значение, а за броней он укроется, если станет жарко.
Дойдёт ли до этого? Сомнительно. Никто без поддержки артиллерии с танковой колонной связываться не станет. С другой стороны, бунтовщики — не военные и могут этого не понимать. Эх, дотянуть бы до столицы без драки! Там его батальон вольётся в бригаду, там будет иной расклад.
Главное, чтобы солдатики не сглупили, не набанковали[5] себе на голову. Такие, как Слон, все замечают. А после — пойдёт писать губерния! Оно, конечно, время не то, на север валить лес не отправят, но крови попортят изрядно. Влепят строгача или задержат очередную звёздочку, как пить дать.
Во внутреннем кармане шинели у майора лежала плоская серебряная фляжка с коньяком. Очень хотелось глотнуть. При другом вдохновителе он так бы и сделал, не забыв угостить и соседа. Только Слон пить не любит, да и на пьющих смотрит неодобрительно.
«Значит, усмирять будем ещё и насухо, — мрачно подумал майор. — Усмирять тех, кого почти сорок лет назад освобождали. Вот такие, брат, пироги. Не очень вкусные, надо сказать...»
Думают территории глобально. Не просто короткими мыслями, касающимися дел, требующих немедленного решения, а настоящими думами о смысле жизни, о дальнейшем развитии, о взаимоотношениях с соседями: с кем из них дружить, с кем воевать. Думают они их долго, особым образом, большими объектами или событиями, процессами. Праздниками и грузовыми перевозками, парадами и сталелитейными заводами, передвижениями флотилий и вырубкой вековечных лесов. С увеличением тела, территории становятся умнее, дум у них появляется больше.
Вот и Восточная, в очередной раз расширившись, вдруг осознала, что стала тщательнее работать с единицами, лучше понимать законы их взаимодействия. Кое-какие применяемые ими приёмы борьбы с соседями показались ей весьма эффективными. А ещё единицы обладали необычной системой мышления, называемой эмоциями. Как ей овладеть ― территория не разобралась и решила, что для этого у неё пока не хватает тела. На всякий случай мысль об эмоциях она отложила на потом, записала в огромной статуе, установленной в центре самого северного из своих городов...
Было непривычно, весело и немного страшно. Хотя, можно ли по-настоящему бояться, если впереди встреча с любимым? Тут даже совсем непогожий декабрьский день станет светлым и праздничным. Главное — верить и идти, не останавливаясь.
Агнешка шла, машинально прислушиваясь к перестрелке, разгоравшейся где-то далеко, — кажется, на окраине.
И с чего она решила, будто там в кого-то стреляют? Почему не просто в воздух? Или это так называемые «предупредительные выстрелы»? Да нет, скорее всего, кому-то от избытка чувств пришло в голову пострелять в воздух. Кто запретит?
Главное, закончилось время вранья и наполненных пьяной радостью показушных демонстраций, эпоха жирных, немощных стариков, с телевизионных экранов повторяющих всем недоевшие, утратившие смысл слова. Пришла хана собраниям, на которых мечтающие этими стариками стать совершенствовали искусство говорить бессмыслицу. Больше не будет пустого, безрадостного труда, контроля над личной жизнью, а детей перестанут чуть ли не с рождения обрабатывать, внушая, будто они всего лишь частички общей биомассы.
Всё это осталось в прошлом. Впереди лишь свобода, победа и любовь!
Янчо вынырнул откуда-то сбоку, кажется, из проходного двора. Лицо у него было расцарапано, пальто в кирпичной пыли. Не успела девушка опомниться, как он схватил её за руку и прохрипел:
— Агнешка, не ходи туда… Густава убили.
Дембель неизбежен, как восход солнца. Кухарчик знал это совершенно точно.