— Это доктор Гамильтон, — сказала мне мама.
Я кивнул и протянул руку, чтобы пожать его ладонь. По телевизору в американских фильмах я видел, что так принято в США.
Доктор Гамильтон и мама говорили некоторое время. Потом она заплакала, а доктор Гамильтон неловко стоял, как будто ему хотелось обнять её, но он не осмеливался.
— Ты останешься с доктором Гамильтоном, — сказала мне мама.
— Что?
Она сжала меня за плечи, наклонилась и заглянула в глаза.
— У американцев есть секретный корабль. Перед войной они успели запустить на орбиту всего один звездолёт. Доктор Гамильтон разрабатывал этот корабль. Он мой... старый друг и может взять на борт с собой одного человека. Это единственный шанс для тебя.
— Нет, я останусь.
В конце концов мама открыла дверь, чтобы выйти. Доктор Гамильтон крепко держал меня, а я кричал и пинал его.
Мы все были ошарашены, когда увидели, что в дверях стоит папа.
Мама зарыдала.
Папа обнял её, до этого я никогда не видел, как он это делает. Это выглядело очень по-американски.
— Извини, — сказала мама. Она плакала и повторяла: — Извини.
— Я понимаю, всё правильно, — ответил папа.
Доктор Гамильтон отпустил меня, и я подбежал к родителям и крепко обнял их обоих.
Мама посмотрела на папу и этим взглядом сказала всё и одновременно ничего.
Папино лицо перестало быть лицом восковой куклы и снова ожило. Он вздохнул и посмотрел на меня.
— Ты ведь не боишься? — спросил он.
Я покачал головой.
— Это правильно, что ты улетаешь, — сказал он. Он посмотрел в глаза доктора Гамильтона: — Спасибо, что ты помогаешь моему сыну.
Мама и я посмотрели на него с удивлением.
Одуванчики.
Бриз разбросает семя
Поздней осенью.
Я кивнул, пытаясь понять, что случилось. Папа быстро и крепко обнял меня.
— Помни, что ты — японец.
И они ушли…
— …Что-то продырявило парус, — говорит доктор Гамильтон.
В тесной комнате был только старший командный состав и мы с Минди, потому что уже были в курсе. Не стоило сеять панику среди команды и пассажиров.
— Эта прореха сбивает корабль с курса. Если не заделать её, дыра будет расширяться, в конце концов парус развалится, и «Надеющийся» будет дрейфовать в космосе.
— Мы можем как-то заделать её? — спрашивает капитан.
Доктор Гамильтон, который всё это время был мне как отец, качает седой копной волос. Я ни разу не видел его таким подавленным.
— Прореха в нескольких сотнях километров от центра паруса. Понадобится много дней, чтобы кто-то добрался до неё. Двигаться слишком быстро опасно, очень велик риск повредить парус. А к тому моменту, когда этот человек доберётся до дыры, она станет уже слишком большой, чтобы заделать её.
Так получилось. Всё преходяще. Я закрываю глаза и представляю парус. Плёнка такая тонкая, что любое неосторожное прикосновение может проткнуть её. Но она крепится на сложной системе планок и распорок, которая обеспечивает жёсткость и натяжение всей конструкции. Когда я был ребёнком, я видел, как её раскладывают в космосе, это напоминало фигурки оригами, которые складывала мама.
Я представляю, как прикрепляя и открепляя трос к планкам и распоркам, двигаюсь вдоль паруса, это чем-то похоже на то, как водомерка скользит по поверхности пруда.
— Я могу сделать это за семьдесят два часа, — наконец произношу я. Все поворачиваются ко мне. Я объясняю задумку: — Я знаю, по какой системе соединены распорки, я наблюдал за ними большую часть жизни. И я могу найти самый короткий путь.
Доктор Гамильтон в сомнении.
— Эти распорки не предназначены для таких манёвров. Я не планировал, что их будут использовать таким образом.
— Тогда будем импровизировать, — говорит Минди. — Чёрт побери, мы же американцы! Мы никогда не сдаёмся.
Доктор Гамильтон с уважением смотрит на неё:
— Спасибо, Минди.
Мы планируем, мы спорим, мы кричим друг на друга, мы работаем ночь напролёт.
***
Добраться по тросу от жилого модуля до солнечного паруса — трудное и долгое дело. Я затратил на него почти двенадцать часов.
Я был живой иллюстрацией ко второму слогу моего имени:
Он означает «парить». Видите, что-то поднимается слева? Это я, пристёгнутый к тросу. Из шлема торчит пара антенн, а на спине у меня крылья — что, в данном случае, означает ракетные двигатели и дополнительные топливные баки, которые поднимают меня всё выше и выше к огромному и тонкому как шёлк зеркальному куполу солнечного паруса, закрывающего всё небо.