— Я не могу так сказать, Кари, ты же знаешь. Твоя мама не даёт на это согласия.
— Но ты можешь уговорить её! Убедить, что так будет лучше!
— Успокойся, не нужно сейчас это обсуждать. Ты заменяешь старшего брата, сидя в этой карете, и тебе известно, что будет, если ты не справишься. Ты говоришь, Найтли всё ещё ничего не слышит?
— Ни словечка. Па, а если он надолго оглох, я смогу ездить с тобой каждый день?
— Слышала бы тебя сейчас твоя мама.
— Смогу?
— У меня не будет выбора, — господин Хэйл пожимает плечами. — Мне нужен Тот, Кто Знает.
Глаза мальчика светятся надеждой.
Карета всё катится и катится, за окнами, на которых нет занавесок, виден спящий город. Сумерки уступают, наконец, место ночи, и на каждом повороте мгла выползает из-под чёрных каретных колёс и растекается по улицам. Если она медлит, её затягивает между спицами и дробит на множество длинных, сочащихся туманом полос. Луна бледнеет.
Господин Хэйл приоткрывает левую дверцу кареты и выпускает в ночь кого-то из-под полы. Глазастый Кари успевает заметить длинную мордочку и острые уши, прежде чем тварь, издав пронзительный писк, исчезает.
Мальчик Знает, Что Это За Тварь.
Его отец — Пастырь ночи.
Они едут дальше, и господин Хэйл время от времени выпускает в город всё новых существ. Ни одно из них не похоже на другое, но Кари знает их всех. Это его работа — Знать.
Когда карета делает полный круг, отдавая честь монументу короля, он спрашивает у отца:
— Сколько боязливых людей живёт в Нэшмиэле?
— Сколько? — взамен спрашивает господин Хэйл.
— Две тысячи?
— Мало.
— Двадцать тысяч?
— Перебор.
— Десять?
— В твоём возрасте надо бы уже иметь представление о числах, которые не делятся на два.
— Ну, па!
— Разве Тот, Кто Знает, может задавать мне такие вопросы? Вслушайся в себя, спроси у своего «я». Тебе известен ответ.
— Я не хочу размениваться на игры!
Глаза Кари полыхают — он хочет испытать ночь, хочет применить свои силы в деле, но в деле почётном, верном, в деле, которое принесёт ему уважение отца и доверие матери. Ему уже не пять лет, и им пора признать это.
— Но ведь игры, — медленно выговаривает господин Хэйл, — делают тебя сильнее.
— Они всего лишь тренируют память, — пренебрежительно фыркает мальчик. — А Тот, Кто Знает, должен быть, прежде всего, внимательным и аккуратным. И ловким. И осторожным.
— И не лепить синонимы раз за разом.
Кари смотрит на отца, пробуя на вкус интонацию его голоса. Но нет, Пастырь пребывает в благодушном настроении, он шутит, разыгрывает своего младшего отпрыска. Тот с облегчением забывает о ночах, когда дела обстояли не так хорошо, и надеется, что вот-вот в город вырвется особо крупная тварь. Тогда его отец увидит, на что Кари способен, и, вероятно, расскажет об этом матери. И тогда она, быть может, разрешит…
— Па, Расминн ведь не может стать твоей помощницей? — спрашивает он некоторое время спустя.
— Не может, потому что не хочет, — отвечает тот, глядя в окно.
— У нас в колледже все хотят стать актёрами, политиками или героями.
— Героями?
— А я хочу стать таким, как ты.
— Хм.
— Разве я не могу стать таким же просто потому, что хочу?
— А что на этот счёт говорит Тот, Кто Знает?
— Ну, па!
— Одного желания недостаточно, Кари. Иначе, знаешь ли, все стали бы актёрами, политиками и героями, и некому было бы грузить, продавать, прибирать и учить. Кстати, что с уроками?
Кари сникает. Разговоры об учёбе угнетают его. Как отец, господин Хэйл знает это, как Пастырь — Видит.
— Приготовься, друг мой, — говорит он, наклоняясь к сыну и ободряюще хлопая его по плечу. — Грядёт зверь покрупнее.
Освещение в карете словно умирает. Мгла заглядывает в окно, но очередной поворот отрезает ей любопытный нос. На весь квартал разливается туман.
Плащ Пастыря дрожит. Что-то в его недрах ворчит и пытается выбраться. Господин Хэйл снимает его и кидает в противоположный угол кареты, почти под ноги Кари. Мальчик поджимает одну ногу и смотрит на плащ с любопытством. Кто на этот раз? И к кому?
Плащ превращается в горб — так велика скрывающаяся под ним тварь. Стоит ей показаться, и Тот, Кто Знает, узнает её. И сможет обезвредить, если понадобится, хотя…
Таких великанов ему ещё не попадалось.
— Чтобы быть храбрецом, — говорит вдруг господин Хэйл, глядя сыну в лицо, — нужно хоть один раз победить собственный страх.
Тот смотрит на Пастыря серьёзно, но вскоре все его мысли занимает тварь.