Заперев бумаги, Даниил отправился в спальню и вскоре заснул, обнятый молодой женой. Сны его были тревожны, храп свиреп, а тело напряжено.
Проснувшись на следующий день, жены рядом с собой он не обнаружил. В жилых комнатах её тоже не было, как, впрочем, и сына. До смерти напуганный, Даниил побежал на мостик, где с ужасом обнаружил родных в объятиях человекоподобных роботов. По их номерам он понял, что роботы принадлежат Главному Монастырю.
— Не пугайся, друг мой, — услышал Даниил за спиной знакомый голос.
Обернувшись, он увидел монаха, благословлявшего его семью на полёт. Звали монаха Стефан. Именно он должен был ответить на их сообщение из Главного Монастыря.
— Что ваши роботы делают с моей семьёй? — испуганно спросил Даниил.
Монах, раскинув полы длинного чёрного плаща, сел в кресло главного помощника капитана и, пристально вглядываясь в Даниила, доверительным тоном сказал:
— Не бойся, семья твоя в полной безопасности. Мои роботы лишь заменят им память.
— Зачем? — удивился Даниил.
— Что ж, если тебе хочется, то я расскажу, в чём дело.
— Будьте добры.
— Ты ведь хорошо осведомлён в истории нашей Земли, — туманно начал Стефан, обратив взор к потолку.
— Все знают историю.
— Значит, для тебя не секрет, что единственная сила поддерживающая человечество, это возникшая в двадцать третьем веке Религия, вобравшая в себя весь прежний человеческий опыт. Раньше Земля делилась на государства, города, континенты. А сейчас мы стали одной большой семьёй, и всё благодаря вере. Мы хотим, чтобы вера эта была вечна, сын мой. Ведь ты помнишь Кризис? Ужасный кризис сотряс человечество. Экономический, духовный, политический, экзистенциальный кризис. Глобальные войны, самоубийства и непрерывный рост технологий грозил коллапсом, и тогда, на самой гране этого коллапса свершилась революция. Духовная революция, принёсшая в сердца радость. Наши дети уже и не знают, что такое жестокость или оружие. Они не знают, что такое голод и грязь. И единственное, что по-прежнему вселяет в людей уверенность, это Религия, по заверениям которой они избранны и любимы Богом.
Стефан остановился, чтобы дать Даниилу подумать. Но и при этом Даниил ничего не мог сообразить. Причём вообще тут была история?
— Эх, — разочарованно вздохнул монах, — жизнь, которую ты нашёл на этой планете, ставит под сомнение уникальность нашего вида. И о существовании этой жизни людям лучше не знать.
— Так вот почему вы изменяете им память? — с прискорбием спросил Даниил.
— Да. Боюсь, это ждёт всех членов семьи Заточников.
Даниил очнулся смотрящим на монитор. Цифры показывали, что планета под кораблём практически полностью разрушена и «переработана». Спустившись на кухню, Даниил увидел жену, готовящую капустный салат.
Делать было нечего, и он решил проверить, как поживают его исторические бумаги, которые он почему-то так и не вытащил из стола. Видимо, слишком заработался, изучая очередную планету, которую потом, как обычно, пустил на «переработку». Но каково же было его удивление, когда он обнаружил эти бумаги исписанными собственной рукой…
Римма Кошурникова[3]
Орфей и орхидея
Человек надел скафандр и привычно оглядел себя. Всё в порядке, можно выходить. Он набрал на щите шлюзовой камеры код — «автомат» — и шагнул на красный песок. Двери камеры бесшумно закрылись за ним.
Человек двигался по маршруту, который проходил каждое утро. Он помнил его наизусть и мог бы повторить с закрытыми глазами. Сто шагов прямо, столько же — влево и дальше — по дуге в сто двадцать градусов с центром на станции. Иногда он шёл в обратном направлении. Но времени это больше не занимало: сорок минут вполне хватало, чтобы обойти все датчики и даже немного задержаться возле них. Другой работы до прилёта экспедиции у него не было. Сорок минут на планете. Сорок из двадцати четырёх часов. Он жил по земному времени и не считал нужным его менять. Остальные двадцать три часа двадцать минут он обязан быть на станции: три отсека с аппаратурой, жилой, грузовой, входной и оранжерея. Сто на сто метров. Это много, когда вас двое, и очень мало, когда ты — один. Один в течение долгих шести месяцев.
Он никогда не думал, что подвержен этому заболеванию с красивым названием «ностальгия», о котором рассказывали ребята-кадровики. Профилактическую программу тренировок он всегда проходил с лёгкостью. И даже сурдобарокамера — древнейший вид испытаний космонавтов, применявшийся на заре освоения чёрной бездны, и один из немногих, сохранившийся с тех времён, не был ему в тягость.
3
Римма Кошурникова родилась в 1937-м году в Новосибирске. Закончила радиофизический факультет. Томского госуниверситета и Высшие литературные курсы при Литинституте им. А. М. Горького, работала в различных московских журналах и издательствах, в том числе, «Знание-сила», «Клуб и художественная самодеятельность», «Наш современник», «Славяне», «Колобок», «Малыш», «Педагогика», «Русский язык», «Детская литература» и др. Автор 20 книг для детей, изданных как в России, так и за рубежом (Польша, Румыния). Написано более 15 пьес.