И заглянул. Увидал свои небесно-голубые, выпученные от страха гляделки и раззявленный в удивлении рот. Но когда так таращился, во глубине колодца что-то забулькало, зашумело тоскливо — и донёсся до него любимый, сладенький голосок Ярославны.
— Что ты там торчишь, пентюх вонючий? — произнесла мельникова дочка, а за спиной Шимека-в-колодце появилась её хорошенькая ручка и заехала ему в лоб толокушкой для картохи. — Опять баклуши бьёшь? Там с зерном приехали, бегом давай воз разгружать, а не то отцу пожалуюсь! — пригрозила она, а на поверхности воды с бульканьем начал формироваться образ Бетки-мельника.
Шимек благоразумно не стал ждать, что сделает Бетка, известный тяжёлой рукою и мерзким характером. Отскочил от колодца прежде чем успел вспомнить, что сие — лишь отражение в воде, и до вечера больше не слезал с крыши. И всё же видение Ярославны вызвало бурю в его сердце. Они были вместе! Она ему говорила! Смеялась над ним! Работа спорилась в его руках.
Бабуся Ягодка вернулась в сумерках.
— А ты быстренько, Шимек! — сказала с удивлением, а потом угостила его скальмерским вином.
Вино парня растрогало, усилив тоску по Ярославне. После половины второй бутылки и хозяйка, как видно, впала в доброе расположение духа, поскольку принялась настойчиво сзывать к бутылке нетопырей. Несчастные создания, которые до того спокойно свисали с балок и, пожалуй, не изъявляли желания пробовать придворной диковинки, теперь в панике заметались по избе. Побуждаемый домашней атмосферой, парень задал вопрос, который ещё от полудня беспокоил его:
— А что такого странного в вашем колодце, Бабуся?
— Понимаешь, Шимек, — ведьма икнула и по-дружески хлопнула его по плечу. — Колодец сей волшебен и коварен. Такова уж у нашей профессии традиция, что всякая ведьма должна обладать чем-то волшебным и коварным: то ли вредным демоном в бутылке от перечной наливки, то ли самобойными дубинками, то ли ослом, что срёт раз золотом, а раз — чистым говном, и не поймешь, какая охота ему когда наступит. А у меня — колодец. И, значит, если он кого полюбит, то красиво поёт и показывает будущее. А если кого не полюбит, то тому хватит и того, чтобы только в него заглянуть или воды напиться — и тогда случится что-то страшное.
— А что... страшное? — простонал Шимек.
— Ну, по-разному случается, — благожелательно пояснила Бабуся. — Одни в жаб превращаются, другие лет на сто засыпают, а был ещё один, так тот едва заглянул — и с криками в лес сбежал. Примстилось ему, что он олень теперь. А позже и вправду в него превратился. Висенка говорила, что те рога, которые висят над очагом в староштинском дворце — это его рога. Но правда это или нет — не ведаю. Сам же знаешь, как оно с той Висенкой...
Шимек не знал, но холодная дрожь пробежала у него по хребту до самых пяток — а потом обратно. Попрощался поспешно, пожелал Бабусе спокойной ночи и сбежал в свой хлев. Нетопыри воспользовались оказией и вылетели за ним вслед сквозь приоткрытую дверь, а притаившийся за углом избы козёл крепко наподдал Шимеку под зад.
— Колдовское семя! — возмутился парень. — Гляди мне, в котле закончишь!
Спал он плохо. Снилось ему, что снова заглянул в колодец и превратился в козла...
С утречка Бабуся Ягодка разбудила его, стукнув клюкою в стену хлева, и приказала заняться выгребными ямами. Вонь там стояла такая, что и свиньи сбёгли, но Шимек упорно работал и мечтал о любимой.
Мечтал так сильно, что под вечер снова заглянул в колодец.
Правда, ни во что не превратился; всего лишь слегка удивился тому, что там увидал. А была там его Ярославна. Дородная и важная, словно пузатая кадушка для квашни, с двумя сопливыми детёнками, цеплявшимися за её юбки, выгоняла она свиней из огорода. Парень глядел на неё с подозрением: не то, чтобы разонравилась она ему, но была какая-то другая, лицо кислое, а для животинки не жалела пинков. Что ж, всё равно любил её Шимек так, что хоть помирай! Но хуже всего было то, что левый глаз Ярославны поглядывал на него как-то злобно, холодно и непреклонно.
Погрустневший, он вернулся к чистке выгребной ямы.
— Чтой-то ты такой смурной, Шимек? — спросила Бабуся.
— Смердит ужасненько, — буркнул он.
— Сквозь тернии идем к любви, — ответствовала та философически. — Только сквозь тернии.
А потом снова устроили попойку. Ведьма пересказывала замковые сплетни, хлестала водку, словно мужик, и пододвигала поближе к Шимеку маринованную селёдочку с лучком. Потому он и решил, что на самом-то деле хорошая она старушка. Выиграл у неё в карты две нитки настоящих кораллов, а Бабуся под конец так напилась, что лишь бормотала без конца: