Осенью 1934 г. 'Фесс Уотли решил проверить эту же группу музыкантов, дав ансамблю своё имя. Он хотел посмотреть, что они смогут сделать за пределами родного города. В лимузинах и форме, оплаченных Уотли, они повторили маршрут, по которому прошлым летом прошла собственная группа Уотли. На басиста Айву Уильямса, который был несколько старше остальных, была возложена финансовая ответственность. Герман неохотно согласился стать играющим руководителем. В компании чечёточника и певца они сначала поехали на юг, добравшись до Флориды, а потом повернули на север по маршруту Колумбус — Огайо — Индианаполис — Чикаго. Когда от них потребовали вступить в Чикагский Союз Музыкантов — это было необходимо, чтобы выступить в зале Savoy Ballroom — группа предложила, чтобы Герман объявил себя руководителем. Он — опять без особого желания — согласился, но на этот раз воспользовался возможностью похоронить фамилию «Блаунт» под сценическим именем и решил вступить в королевский ряд джазовых Герцогов, Графов, Принцев и Королей, назвавшись «Барон Ли». Однако до него дошло, что это имя уже носит один из бэндлидеров; что ещё хуже, музыкальный мир был наводнён Баронами, в том числе такими, как Ли Барон, Синий Барон и Melody Barons Of Tuskegee. Подошло бы имя «Сонни Ли», потому что музыканты и так называли его «Сонни» — но тут ему вспомнился генерал Роберт И. Ли, герой белого юга (и к тому же побеждённый). Какое-то время он обдумывал имя «Ли-Сын», а потом отверг его как слишком пассивное. Наконец он вообще отказался от этой идеи и возвратился к фамилии «Блаунт», но относился к ней как к сценическому имени, притом виня во всём группу. Он говорил: «Я сказал — не использовать моё имя, мне не нужен ансамбль… И они взяли имя Сонни Блаунт. Оно было не моё, а моих единоутробных брата и сестры. Они знали моего брата — он хорошо умел делать конфеты. Он был очень популярен, так что они взяли его имя.» В эпоху, когда бэндлидеры были местным эквивалентом кинозвёзд, Сонни буквально всячески сторонился прожекторов, сосредоточившись на пианино, как будто он был простым аккомпаниатором. Он играл, по его словам, «скромную роль», а остальные со смехом говорили, что это «вообще не роль».
После Чикаго они поехали в Висконсин, потом опять на юг — в кентуккийский Коттон-Клуб — потом в Новый Орлеан и Биг-Стоун-Гэп между Вирджинией и Теннесси. Одним из самых их крупных ангажементов был в Коконат-Гроув в Цинциннати: тамошний антрепренёр договорился с Эрни Моррисоном (Солнечный Сэмми из Нашей Банды), что он будет танцевать, петь и руководить группой, как будто она его собственная. Однако посещаемость была не очень велика, и их пребывание в Цинциннати окончилось раньше срока. Несмотря на то, что им частенько приходилось ночевать в своём лимузине, денег едва хватило на покрытие расходов, и домой они вернулись без копейки.
ХАНТСВИЛЛ
Сонни продолжал думать о поступлении в колледж. Была некоторая вероятность получения стипендии во флоридском A & M, одном из прекрасных музыкальных учебных заведений Юга. Некоторые участники его ансамбля хотели вместе пойти в Бишоп-Колледж в Далласе, и мать одного из музыкантов (Уильяма Рида) предприняла усилия, чтобы обеспечить им стипендии, но у них не было денег даже на дорогу. Тогда Сонни попросил, чтобы его характеристику послали в Алабамский Государственный Сельскохозяйственный Механический Институт для Негров. Барабанщик Мелвин Касуэлл (уже учившийся на втором курсе в A & M), вспоминал, что один его сосед — доктор Сэм Ф. Харрис — слышал их репетицию и был так впечатлён, что убедил декана в A & M в том, что училищу нужен танцевальный оркестр, после чего декан дал десятерым участникам бирмингемского ансамбля стипендии. В обмен на выступления на вечерах они получали обучение (30 долларов в год), три доллара в месяц на музыкальные уроки и 17 долларов на жильё и питание в год.