Я хотел, чтобы они умели истолковывать разные вещи, хотел, чтобы они расширили свои умы, чтобы суметь сыграть любую музыку — африканскую, американскую, классическую — и чтобы она звучала естественно. Всё, что мы делали, должно было быть естественно. Например, если я пишу какую-нибудь оркестровку, я хочу, чтобы соло звучали так, как будто я их тоже написал, как будто это непрерывное целое. Я слушал пьесы, написанные оркестровщиками, и когда вступали солисты, начиналось что-то совсем другое — последовательности не было. Чтобы не позволить этому случиться, я должен был дать своим музыкантам некое понимание вещей, о которых я говорю. Не то чтобы им нужно было верить в это — им нужно было знать, как я думаю. Я также знал, как думают они — и таким образом я мог писать что-то, подходящее их личностям и способностям.
Некоторые рождаются с ногами на солнце, и они могут отыскать внутренний смысл слов.
Всё — здесь.
В конце 40-х Чикаго терял свой ранний потенциал многообещающего города — промышленная база отступала в сторону, обнажая преступность, политическую коррупцию, перенаселение и геттоизацию. Кто-то сказал, что он даже весной выглядел по-октябрьски. Но для Сонни это был ещё один волшебный город. Там можно было увидеть, как Фрэнк Ллойд Райт и Карл Сандберг вместе сидят в телестудии за шутливым разговором; можно было пойти на стадион Wrigley Fields и посмотреть на Эрни Бэнкса, только что перешедшего из негритянской лиги — он дважды стал лучшим игроком года, тем самым напомнив всем о том, какая глупость сегрегированный спорт. Именно в Чикаго Джеймс С. Петрилло продемонстрировал подлинную мощь профсоюзов, остановив всю звукозаписывающую индустрию национальной забастовкой музыкантов; это был город, где Альфред Кожибски мог шагать взад-вперёд перед классом со стеком в руке, как какой-нибудь польский дворянин, выдвигая на обсуждение вопросы общей семантики — взгляда на язык с акцентом на значении слов как автономных единиц; город, почтамт которого был знаменит тем, что на нём служили романист Ричард Райт, трубач из Red Hot Chili Peppers Джелли Ролла Мортона Джордж Митчелл и — как считалось — многие из чёрных американских докторов философии. В этом городе Илайджа Мухаммад мог создать империю на основе эпифанической встречи с неким замечательным человеком и своего видения крушения великой расы; там издатель по имени де Лоренс выпускал книги и брошюры, в которых чёрным людям открывались волшебные шестая и седьмая книги Моисея — эти книги были столь грозные, что были запрещены в некоторых карибских странах; сразу же за границей города, в Эванстоне, антрополог Мелвилл Герсковиц развенчивал миф о прошлом негров. И, как постоянно Сонни напоминал своим товарищам, именно в этом городе была разработана атомная бомба.
Днём его можно было видеть гуляющим по окрестностям Гайд-Парка и Уошингтон-Парка. И хотя в этих частях города теперь уже не было большого наплыва местных жителей (их заполняли рабочие, переехавшие с юга на север), они были полны жизни и духа и служили местом встреч чикагской богемы и студентов Чикагского Университета. В отличие от Бирмингема, все культурные заведения города были открыты для цветных: в том числе Музей Науки и Промышленности, Восточный Институт, Полевой Музей, Художественный Институт, публичные библиотеки, книжные магазины на 57-й улице, Адлеровский Планетарий. Там были места (как, например, Уошингтон-Парк), где были в неприкосновенности сохранены сотни акров, оставшихся от Мировой Колумбовской Выставки 1893 года; на мысе, вдававшемся в Озеро Мичиган, был Промонтори-Пойнт, парк, где часто устраивались концерты и религиозные мероприятия. По воскресеньям на Западной Стороне открывался Максвелл-стрит-Маркет, который — в ещё одном проявлении этнических чувств — также назывался Еврейским Городом; там были целые кварталы магазинов одежды, рестораны негритянской кухни и множество уличных торговцев, специализировавшихся на книгах, автозапчастях, польской колбасе или ни на чём особенном. Там был музыкальный магазин Гольдштейна и Ливеттс — любимый бар музыкантов, а также магазин Smokey Joe's, главный центр модной мужской одежды в городе. В хорошую погоду на улицы выходили самодеятельные оркестры, певцы Церкви Бога во Христе, бирмингемский блюзовый певец Папа Стоувпайп и южанка Арвелла Грей, игравшая на старой гитаре National и певшая народные песни. На Ньюберри (между Максвеллом и 14-й улицей) был пустой участок, где под ветвями громадного тополя собирались целые толпы народа — поговорить и послушать музыку. Прямо перед ними на улицах шли танцы.