Космос: безграничный трёхмерный простор, в котором размещается вся материальная реальность, область вне планеты Земля, место, где находится вся остальная вселенная. Космос был для Сонни ещё одной попыткой «перебазирования», дабы воплотить в себе всё время и природу и избавиться от пределов и ограничений земной жизни. Космическое пространство было для него не пустым, холодным и безжизненным — оно было вместилищем космоса в широком смысле слова, его настоящим домом, великой реальностью, полной потенциала, альтернативных возможностей и надежд. Его чувство космоса было ближе к пониманию XIX века — когда прусский натуралист Александр фон Гумбольдт объявил космос одним «гармонично устроенным целым», содержащим в себе все предметы творения. Космическое пространство для Сонни имело глубоко личный смысл — это было индивидуальное отражение общей огромной картины; «космос», о котором Уолт Уитмен сказал, что это «существительное женского и мужского рода, личность, чей кругозор или сфера деятельности в конкретной науке включает всё, всю известную вселенную»; часть некого видения, объединявшего науку и искусство, астрономию и поэзию, рациональное и мистическое. На взгляд Уитмена, это была личность,
Которая верит не только в наш земной шар с его солнцем и луной, но и
В другие земные шары с их собственными солнцами и лунами, Который, строит свой дом не на один день, а на все времена, Видит расы, эры, даты, поколения,
Прошлое, будущее — живущие там, как пространство, единое и неделимое.
Эдгар Аллан По также читал Гумбольдта, и вплёл свои замечания читателя в Эврику — он предположил, что Земля отпала от Бога, и сейчас необходимо воссоединение. Эврика была большим стихотворением в прозе, тонко замаскированным под научное эссе:
Теперь понятно, что применяя фразу «Бесконечность Пространства», я не призываю читателя увлечься невозможной идеей абсолютной бесконечности. Я говорю просто о «наибольшем вообразимом протяжении» пространства — туманной вибрирующей области, то сжимающейся, то расширяющейся в соответствии с нетвёрдой энергией воображения.
Сонни знал произведения По, часто цитировал их, и на репетициях иногда говорил непослушным музыкантам: «Все вы не знаете, а По знает.»
Благодаря собственному вкусу у Сонни появилась странная склонность к другим родственным формам мысли XIX века — разнообразным отраслям «духовной науки», в которых смешивались сведенборгианизм, месмеризм и спиритуализм. В нём есть отголоски Мэри Бейкер Эдди и Христианской Науки (веры в то, что болезни и смерть есть заблуждения, зло — некая странная ошибка, что материальный мир есть иллюзия и что свидетельства наших чувств ведут лишь к смерти), а также Эммануэля Сведенборга (который считал, что науку и религию не следует противопоставлять друг другу, и что Грехопадение можно превратить в свою противоположность при помощи сочетания воображения и интуиции). Его образ мыслей также напоминает пост-сведенборгианских гармониалистов, заумных христианских провидцев типа вдохновлённого трансом поэта космических путешествий Томаса Лейка Харриса; или Эндрю Джексона Дэвиса, который смешивал вместе науку, месмеризм и христианство в попытке стать одним целым с бесконечностью, вселенной; при помощи божественного транса путешествовать во времени и пространстве; описывать своим последователям жизнь на других планетах. Однако Сонни считал, что его собственные представления не имеют отношения к религии, философии или политике, потому что это была не вера, а некая своеобразная наука.
[Это] не та наука, которую мы знаем — это другой тип знания. Я искал решения, возвращавшего меня к Египту и вселенной как единому целому. Мне кажется, что музыканты находятся на высшем уровне, но в отличие от учёных, за ними не признают их способностей.
В детстве он следил за подъёмом научной фантастики, читал первые комиксы и видел киносериалы «Бак Роджерс» и «Флэш Гордон»; он изучил их язык и включил его темы и мотивы в свои представления. Даже в более поздние годы он серьёзно, почти профессионально интересовался научно-фантастическими фильмами, хотя в большинстве случаев то, что он видел, приносило ему мучения, а не радость: