— Это я и собираюсь продемонстрировать, — строго ответил Риген. — Наказать тебя за игнорирование приказа.
— Риго, — простонала я, чувствуя внезапное головокружение. — Я честно пыталась, но у меня акклиматизация. И человек не может бодрствовать неделями, как джамрану. Как я буду нести вахту, если до неё не дотяну?
Он внимательно посмотрел на меня и потащил в медотсек. Там уложил на кушетку и подключил к цилиндрическому аппарату. Достал из шкафчика нечто напоминающее пистолетик. Строительный, для забивания гвоздей…
— Не…
— Не бойся. Это инъектор.
Прижал к моему плечу и… Я даже не почувствовала укола, но в мозгах существенно прояснилось.
Пока Риген следил за показаниями аппарата, я спросила:
— А где офицеры по этике и тактике?
— Их никогда и не было. Мы с Зареком по очереди занимаем эти должности.
— Зарек… Штурман? — догадалась я.
— Он самый. И пока его нет, обязанности тактика и этика выполняю я.
— А как зовут ватара?
Когда-нибудь же он проснётся.
— Никак.
— Но вы же как-то к нему обращаетесь.
— Ватар.
— И он откликается?
— Конечно. Он здесь единственный ватар.
А я — единственная землянка…
— Но иногда мы зовём его глехам. Поскольку он не джамрану.
Надо бы глянуть в словарике.
— У него вообще нет имени?
— Есть, — Риген пожал плечами. — Но нам оно ни к чему.
— Это дискриминация?
— Нет. Ватары открывают свои имена только перед смертью. А мы хотим, чтоб он жил.
Исчерпывающий ответ!
— Слушай, а попрыгунчик тогда Попрыгунчик…
— Потому что мне так нравится.
— А…
— Тебе лучше? — спросил капитан, и едва я открыла рот, чтобы ответить, добавил. — Это был риторический вопрос. Тебе лучше. Были кое-какие повреждённые гены, я их исправил. Очень вовремя. А то могла начаться обширная деградация. Ты ещё легко отделалась.
Так безумный шляпник превратился в сумасшедшего учёного, а мне оставалось лишь недоумённо хлопать глазами.
— Пребывание внутри синхронизирующего пространства людям на пользу не идёт, — продолжал он, как ни в чём не бывало. — Впрочем, джамрану тоже… Взять хотя бы Зарека. Но он, по крайней мере, жив…
— Я тоже, — пискнула я.
— А могла бы умереть, — веско заметил Риген. — Но всё обошлось. На вот, возьми, — он протянул мне прозрачную коробочку с голубыми таблетками, — принимай по одной, и всё будет в порядке.
Я ужаснулась:
— Всю жизнь?
— Дней пять, — он отключил меня от приборов и усмехнулся. — Надеюсь, что твоя жизнь продлится намного дольше.
— Не смешно…
— А теперь вставай и пошли в рубку.
Вот так с этой медициной будущего. Даже поболеть не дадут.
И я поплелась за капитаном.
Однако генетические препараты сотворили чудеса. Уже на следующий день я сносно знала теорию космического пилотирования, не говоря уж о должностных инструкциях.
— Делаешь успехи, — похвалил меня Риго. — Далеко до совершенства, но для первой вахты сойдёт.
На вахту я заступила, когда условно на нашей стороне модели Серендала наступил вечер третьего дня.
— Значит так, — напоследок проинструктировал меня капитан. — Я отрегулировал автоматику. Твоё дело отслеживать смещение координат. За пару часов до прибытия цифры начнут колебаться, из-за пространственно-временного парадокса. Так вот, чтобы мы попали туда, куда нужно, будешь периодически вручную корректировать и стабилизировать курс, передвигая и фиксируя вот этот гизометр. Поняла?
Я кивнула, но без энтузиазма.
— Разбуди меня, когда прибудем на свалку, просто нажав эту кнопку.
— А мы туда не врежемся? — забеспокоилась я.
— Куда?
— В свалку.
— Компьютер запрограммирован на торможение, если конечно не возникнет пространственного сбоя. Но его не возникнет, если ты будешь вовремя корректировать курс. Уяснила?
— Да, капитан, — грустно ответила я.
— За час до прибытия корабль начнёт замедлять ход и перейдёт на импульсную скорость. Это нормально.
— А как я пойму?
— Увидишь. Это ни с чем не спутаешь. Удачи!
— Спасибо…