Дин-дон, – поёт капель, звеня, дин-дон.
Летит Апрель, носки вдевая в стремя,
На тонких струнах веры строить дом,
Точить стрелу и сердцем слушать время.
Дин-дон, динь-дон, – взывает сердца звень
Из тех Миров, где Феб владеет сердцем.
Зовёт он нас в родной далёкий дом,
Где трель Души вызванивает скерцо.
СВИРЕЛЬ, март 1990,
11«а» тетрадь.
ЗВЕЗДА
Неподражаемо и первозданно
Дрожит Душой открытая Звезда,
Влечёт меня нестынущая рана
Разлуки давней. Ей до века длиться.
И если это снова повторится, –
То праведной Звезде сиять всегда!
март 1990, тетрадь 11 «а».
Считаю необходимым включить в поток информации, полученной в марте 1990-го года,
ещё один монолог Александра Сергеевича Пушкина, который он обращает ко мне, Татьяне, через
несколько месяцев названной Им Свирелью.
Монолог этот интересен тем, что он открывает в какой-то степени секрет Небесного
Творчества.
25 марта я начинаю разговаривать с родителями и спрашиваю о впечатлениях от накануне
проведённого вечера. Отец мне говорит, что у них сейчас находится как раз Александр Сергеевич
и хочет со мной поговорить.
Приветствуя Поэта, я слушаю, что Он говорит.
А. С. ПУШКИН:
«Я слышу тебя, мой маленький друг. Ты согреваешь сердце моё неподражаемым
потоком света и доброты.
Я просто поражаюсь, насколько живо ты воспринимаешь боль о давно утраченных
Землёю связях с людьми, теперь уже такими далёкими от вас, мои дорогие современники и
потомки.
Это я тебе говорю, твой Александр Сергеевич Пушкин. Я скажу тебе, моя
племяшка, что ты владеешь очень живым воображением.
А это – ЗНАК натуры нервной, восприимчивой, пылкой и, конечно же, родственной,
как ты сама понимаешь, нашему великому арапу Петра Великого Абраму Петровичу
Ганнибалу.
Это так же верно, как то, что я говорю сегодня с тобой от имени всех наших родных,
объединённых одной кровью – русско-арабской.
Это так же точно, как ты сегодня говоришь со своими Папочкой и Мамулей и
любишь их с такой же пылкостью и страстью, как если бы они жили на Плотной Земле.
Это так же точно, как ты любишь меня и Серёжу Есенина, совершенно как живых
людей.
Это так же верно, как существуют СОЛНЦЕ и ПОЭЗИЯ – его отражение.
27
И эффект энергетического преобразования вовлекает нас в Мир СВЕТА и
ДОБРОТЫ.
Мы с тобой ещё напишем много стихов и поэм.
Это я тебе говорю, ангел мой, друг мой и родная, совершенно родная, любимая
Душа!
ТАТЬЯНА: О, великий Александр Сергеевич! Как мне благодарить Вас, мой ангел, за
всё?!
Вы сделали меня самым счастливым человеком на Земле.
ПУШКИН: Прими стих:
Я не люблю притворства и разврата.
Я искренность и радугу сердец
Ценю. И боль родного брата
Или сестры приемлю. Наконец,
Люблю пиры по-прежнему, Средь юных
Послушать их мятежный разговор
Не прочь. И ласковые струны
Любви задеть, и вызвать их на спор
О жизни вечной, о Мирах далёких.
Люблю вбирать взволнованность сердец.
Люблю доверчивых и светлооких.
И нерастраченность их, наконец!
ТАТЬЯНА:
Прекрасный и живой, подвижный и крылатый,
Живёшь Ты где-то в сердце глубоко, –
Неподражаемая нежность струн сердечных!
Но звук извлечь заветный нелегко,
Хоть рядом Ты. А лёгкий стих сквозит,
и сердце лечит.
ПУШКИН:
Я знаю, пташка ты поёшь, как дышишь.
Твой голосок подобен бубенцу.
Но, чувствую, ты спишь, беги скорей к отцу
А-то меня уже, наверное, не слышишь!
Уже глубокая ночь. И я пишу заключительные строки:
Живу не в этом измеренье,
Смотрю сквозь призмы чьих-то глаз.
Невидимый любви запас
Несу сквозь время отреченья,
Чтобы в минуты очищенья
Увидеть и услышать Вас.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ОБИТЕЛЬ ДРУЖЕСТВА
«Царское Село было задумано,
как образец всей мировой культуры,
присвоенной и освоенной Россией»
Д. С. ЛИХАЧЁВ
ЗОВ ГЕНИЯ
Равновеликое всей мировой культуре,
Задумчивое Царское Село,
Лик Гения в божественной скульптуре,
Мерцающий пространно и светло,