Наталья Николаевна выводы делает; охотник — соглядатай её теперь с некого времени. Муж-мальчик, охотник-муж, муж-соглядатай — нет ничего сложного служить у Наташи солдатом.
Наташа подымет подол, и у Луны зловещий появляется ореол. Или же не зловещий. В зависимости от того, какие на Наташу надеты вещи.
Так и бродят они пузатые, плотные: Наташа да соглядатай ея охотный (ряд). Ищут в небе ночном омута, что потемней, чтобы охотник всегда оставался с ней.
Птицюцы теперь чураются их. И так звезды делают им детей. Невозможно сказать ничего определенного.
Святыня — только наташин подол. Когда она его вверх, зорче охотничий глаз. Когда она его вниз, она более Анна. Когда босиком по сосновым верхушкам, — тогда Алла она. Что это такое в моей душе? — это охотник так думает. И снова выстрел, только уже себе…
Радуется Наталия Николаевна. Ничего так раньше не желала она. Вот выходит она в красивой и новой норковой шубе на фаэтон. Все взгляды лишь на нее. Пичужки усатенькие хвостиками шевелят-шевелят. Потом бросаются вниз и пропадают, подобно охотнику, в жерлах неписанных пропастей. Такая судьба.
Возвращается Наташа домой, а он дном вверх! Ходит по потолку, думает думку свою; сворачивает на стену, осторожно ступая между картинами. На пол ступает отважная Николавна. Тут и ей подол на лицо.
Летит Алла вниз головою, как будто и нет потолка. В темноте пригоршню звезд схватывает она. Наблюдается в руке левой творческий рост семян. Земля, прощай!
Кокованя прищуривает глаза, остается в голой своей темноте. Делает правой рукою «цок». Птицюцки снова в разные стороны. Лишь одна к Коковане бряк на ладонь!
Присмотрелся — это Наташа есть. Ни жива, ни мертва, да только обнажена. По верхушкам больше не будет гулять. Утерян волшебный подол, не вьётся более звездный шлейф. Это оттого, что не в своем сердце пыталась спрятаться. Каменная баба топырь. Стоит, радуется, вся молчалива, горда.
Птицюцкой стала Наталья Николаевна. Душа ея громкая застрекочет; взовьются в небо пулемётные лёнты. Но пульки каменной птицки не стрАшны. Она голая. Ни жива, ни мертва. Сломана кукла. Вот.
Загадка всегда связана с переходом от одного объекта к другому; например, синтез загадки естественно понимать как переход А в Х, где А принадлежит исходной ситуации (ИС), а Х — преобразованной ситуации (ПС), т. е. той, о которой говорится в вопросительной части загадки. Естественно поэтому сопоставить загадку с еще одним видом перехода от А к Х: речь идет о подмене как элементе сюжета, т. е. о таком случае, когда персонаж выдает или принимает А за Х. Можно попытаться прилагать к обоим видам переходов те результаты, которые были получены при описании загадки, см. (СС). Ниже рассматриваются некоторые классы подмен, встречающиеся в загадке, и обсуждается реализуемость их в виде поступка персонажа.
Используются следующие обозначения:
А — основной из рассматриваемых объектов ИС (человек, дерево и т. д.);
а — его часть (рука, ветка и т. д.), а’ — его отправление (слезы, смола и т. д.), а* — изолированная часть А;
i — сопутствующий А (неактивный) объект, сравнимый по величине с а (нож, хлеб, гнездо и т. д.), i’ — предмет одежды;
В, С — объекты, сравнимые с А по величине или активности (лошадь, сани и т. д.);
b — часть В, и т. д. (Каждое обозначение используется и для группы элементов, если их роль в ИС одинакова; например, а — руки, С — деревья. Точная граница для i и В не устанавливается.)
Соответствующие элементы ПС обозначались: Х, х, u, Y, Z…
В качестве ИС, как и ПС, рассматривается не объект, а ситуация, т. е. подразумеваемые элементы также включаются в состав ситуации. Например, по разгадке «Просеивание муки» восстанавливается ИС: «Человек просеивает муку через сито».
Для разделения переходов на классы используется понятие изоморфизма. Переход называется изоморфным, если ситуация преобразуется в записывающуюся однотипно, например: А,В в А,Х или А, а в Х,х. отклонение от изоморфизма часто создает эффект обманутого ожидания при разгадывании загадки; в соответствующих подменах тоже может ощущаться смысловой сдвиг, из-за которого они воспринимаются как хитрость или глупость…
XII
…И у них было-таки тихое счастье. И они надеялись-таки подъехать на нем к сумрачной и еще более нежности спокойной и трезвой до поры старости тихого счастия количеством не более двух персон.