Я разделась, мазнула взглядом по бледно-зеленым стенкам. Надо же, даже крючка нет, только темное пятнышко – по-видимому, кто-то оторвал. Ну да приступим. Снятую одежду я тоже перекинула через стенку примерочной и стянула платье. То соскользнуло в руки легко. Гладкое, приятное на ощупь и почти невесомое. С некоторым усилием, но я все-таки вползла в него. Узко. Очень узко. Оглядела себя снизу вверх. Зато определенно такая плотная посадка давала преимущества – бесшовный корсет делал мою итак, в общем-то, неплохую фигурку еще женственней. И этот глубокий болотный… вернее даже цвет зрелой листвы. Да-да. Именно. Точно клен в саду дядюшки, который посадил еще отец Антона Павловича. К августу резная листва всегда темнела и становилась очень темной, будто впитывала в себя все соки весны и лета.
Я огладила свои бедра, вдруг ставшими такими крутыми и округлыми. Дивное платье! Восхитительный зеленый. Кто бы мог подумать, что он так шикарно оттенит мои волосы – в лаборатории болотная жижа, бегающая по колбам, казалась иной.
И глаза! Глаза точно два изумруда. Надо признать, иногда, очень редко, Ангелла Федоровна приносит пользу. Зря я была так скептически настроена поначалу.
Я крутанулась, но едва не сшибла кабинку.
– Будьте осторожнее, – посоветовал из соседней примерочной красивый женский голос, на мгновение показавшийся знакомым.
– Простите.
Я покинула кабину. Прошлась по прилегающему зеркальному коридору. Ах, а этот шлейф! Ну прямо наяда, только что выбравшаяся из пруда, которую не желает отпускать цветущая пучина. Хороша! Ай, как хороша! И тончайшая талия. Я крутанулась. А попка!
Отчего-то перед глазами невольно возник бал, вальсирующие пары, полумрак, и я в окружении толпы самых завидных кавалеров, которые без устали дарят мне свежие цветы. И непременно сорванные в городском саду. Подумаешь, нельзя! Подумаешь, штрафы! Ради меня в таком наряде можно и не на такое преступление пойти! Хотя, этого вполне будет достаточно. И завистницы! Обязательно завистницы. Они выстроятся поодаль вдоль стен и станут шипеть от зависти и злости.
Чтобы лишний раз убедиться в масштабе своей разбивающей сердца красоты, я снова прошествовала по коридору.
Конечно, мне и раньше доводилось бывать на вечерах, пусть и жутко скучных, но в прекрасных нарядах – Антон Павлович никогда не скупился, тот еще позер, кода полковник рядом. Но такой красоты мне примерять не приходилось.
И эти выточки, отчего грудь третьего размера будто больше, и эластичные вставки, от которых она, кажется, вот-вот выпрыгнет из корсета. И приглушенное мерцание наночастиц, словно окутавшая меня звездная пыль.
Какие же глупышки те девушки, что мерили столь дивный наряд, но не купили его. Уж я-то ни за что его не упущу! Пожалуй, в таком можно и замуж отправиться. Эх…
За спиной что-то громыхнуло.
– В чем дело? – послышался встревоженный голос, тот самый, что пару минут назад звучал из соседней кабинки. И снова мне показалось, что я слышала его раньше. – Эй! Да что же это?! Караул! Ограбили!!!
Из примерочной выскочила взбудораженная афроамериканка с растрепанными голубыми волосами и встала как вкопанная, приметив меня.
Надо же! Даже прима оперного театра не смогла пройти мимо моего великолепия.
– Ой! – пискнула я, разглядывая обладательницу «Хрустального голоса вселенной». Говорят, если она достанет своего верхнего предела, то слушатель может оглохнуть. Более того, она якобы сорок три раза восстанавливала собственный слух. А однажды даже пением задержала насильника.
– Ой, – раздраженным эхом отозвалась она и всплеснула тонкими руками с длинными голубыми ногтями. – До чего же вы дошли, фетишисты проклятые! Ну-ка, милочка, верни мое платье! Немедленно!
– Ваше платье?
– Именно! – Она уперла руки в крутые бока. Да, моя фигура, конечно неплоха, но против женщины с такими формами, у меня просто нет шансов.
– Но ведь я… его… – Меня стали терзать смутные сомнения.
– Что вы его? Что вы с ним сделали?! – Огромные миндалевидные глаза вдруг стали размером со сливы. Оперная дива подступила ближе, отчего ее груди размера пятого, не меньше, колыхнулись – и кружевной лиф нижнего черного платья угрожающе затрещал.