Она удивила меня прошлой ночью; как она приняла свою роль и купалась в экстазе, как будто это был кайф, которого она всегда жаждала. Как будто эта женщина была рождена для греха. По звуку ее криков и всхлипов я убедился, что она никогда раньше не испытывала истинного наслаждения. Как будто она ждала этого всю свою жизнь.
Я потер пальцами заросший щетиной подбородок. Она заснула, как только я закончил ухаживать за ней; ее тело было истощено и тщательно оттрахано. Я заставил ее перегнуться через козлы, широко расставив ноги, пока я очищал ее. Моя сперма стекала по ее бедрам, и я был бы лживым ублюдком, если бы сказал, что мне это не нравится — видеть, как моя сперма оставляет на ней следы. Прошло так чертовски много времени с тех пор, как я чувствовал эту силу, это обладание женским телом. А тела Сиенны было достаточно, чтобы свести с ума любого гребаного мужика.
Прошлой ночью, когда я вошел сюда, гадая, последует ли она за мной, часть меня надеялась, что, если она появится, я высвобожу свою самую темную сущность, и она бросится бежать, убежит от меня как можно дальше. Но как только она вошла внутрь и наши тела столкнулись, я понял, что ни за что на свете не позволю ей уйти, не завладев ее пиздой. И то, как она принимала все это: то, как она так яростно подчинялась, было огромным противоречием и безумием, но мне это нравилось, и теперь у меня была огромная чертова проблема.
Я хотел этого снова. Снова хотел ее. Но знал, куда ведет эта дорога. Я уже ходил по ней раньше, и ничем хорошим это не закончилось. Это разрушило жизни и погубило мое будущее так, как я даже представить себе не мог.
Я осторожно просунул влажное полотенце между ее ног, повернув ее спиной ко мне. Ее черные, как вороное крыло пряди рассыпались по голубой шелковой подушке. Линии кожаного ремня подчеркивали кожу ее задницы. Некоторые из них были розовыми, некоторые красными, а некоторые темно-малиновыми — почти фиолетовыми, поскольку они притягивали кровь к поверхности.
Я провел кончиком пальца по шрамам на плоти, и она вздрогнула, отпрянув от моего прикосновения.
Я ненавидел это, и хотя двадцать минут назад я находил удовольствие между ее ног, сейчас я чувствовал себя так, словно мое нутро было заполнено бетоном, а грудь сдавило угрызениями совести.
— Почему ты не сказала мне остановиться?
Она глубоко вдохнула, просунув руку между щекой и подушкой.
— Я сказала.
— Что? Нет, не сказала.
— Говорила, Ной. Несколько раз. — Не глядя на меня, она потянулась к простыне на коленях, натянула ее на бедра. Тонкий способ сказать мне, чтобы я прекратил прикасаться к ней.
Я встал, бросив полотенце на стул в углу.
— Ты не говорила мне остановиться. Если бы ты сказала, я бы остановился.
— Ты меня не слышал.
— Если это шутка, то она не смешная.
Она резко повернулась, устремив на меня свой ледяной взгляд. Тогда я понял, что она плакала, ее глаза были красными от слез.
— Это не гребаная шутка, Ной. Я просила тебя остановиться. Я, блядь, умоляла тебя остановиться.
Я мерил шагами комнату, мое сердце колотилось в горле, когда мой разум возвращался назад, анализируя каждую секунду за последние два часа, прогоняя воспоминания через мою голову. Но не было ничего. Она ничего не сказала. Если бы она сказала, я бы вспомнил.
Я повернулся к ней лицом.
— Я всегда придерживался твоих границ. Никогда не переступал и не заставлял тебя делать то, чего ты не хотела. И говорить, что я...
Она вскочила с кровати, простыня упала на пол, когда она выпрямилась, и я, черт возьми, перестал дышать, когда увидел синие синяки вокруг ее талии, ее живот, покрытый царапинами.
Моя кожа покрылась льдом. Мой позвоночник промерз до костей.
— Неужели я... Господи Иисусе, — снова забормотал я, потирая затылок, — неужели я это сделал?
Слезы текли по ее щекам, темно—карие глаза отражали ее печаль. Ее боль. Ее безнадежность.
— В тот день, когда ты сказал мне, что хочешь попробовать это, — она прикусила губу, — это гребаное извращенное дерьмо, я сказала тебе, что мне это не нравится. Но я была готова попробовать. Была готова дать тебе то, что ты хочешь, потому что я, блядь, люблю тебя.
— Я знаю.
— И ты обещал мне, что никогда не потеряешь контроль. И ты всегда будешь останавливаться, когда я скажу. Ты поклялся.
— И я сдержал свое гребаное слово. Я всегда останавливался в тот момент, когда ты мне говорила.
Ее рука переместилась к ушибленному бедру, зависнув в нескольких дюймах от изуродованной кожи.
— Не сегодня. Сегодня ты этого не сделал.
— Я не... — Я опустил руки по бокам, глядя вниз. Воспоминания пробивались сквозь дымку, и издалека я слышал ее голос... громче... громче.
«Ной, ты делаешь мне больно».
«Пожалуйста».
«Ной, остановись. Остановись, пожалуйста».
А затем звук ее рыданий ударил по моему черепу, осознание того, что я сделал, бросило меня в яму, из которой я никогда не смогу выбраться обратно.
Думал, что эта ночь навсегда останется худшей в моей жизни, ночью, когда я причинил боль тому, кто был мне дорог. Но я ошибался. Чертовски ошибался.
Я провел ладонью по лицу, отказываясь думать об этом. С некоторыми воспоминаниями я мог справиться, но с другими — было сложней.
Несколько часов я сидел там, пытаясь разобраться в своих мыслях. Наконец, поддавшись влечению к Сиенне, я, впервые, за много лет позволил себе окунуться во тьму, которая когда-то разрушила мою жизнь. Мне было хорошо. Слишком хорошо. В глубине моего черепа покалывало, предупреждая, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я был мертв внутри, и так было уже много лет. В моей груди, где раньше было сердце, осталась лишь большая, черная, зияющая дыра. А Сиенна была еще молода, полна жизни и была легкой мишенью для уничтожения моей пустотой. Но как я смогу остановиться теперь, когда вкусил сладкую горечь эйфории греха?
Я откинулся на спинку, постукивая пальцем по подлокотнику. Прошлой ночью Сиенна доказала, что я ошибался. Я был уверен, что она скажет мне идти на хер и выбьет из меня всю душу, если я хотя бы заикнусь о том, чтобы связать ее. Но, черт возьми, я ошибался и теперь хотел большего, как наркоман, лишенный этого кайфа в течение многих лет, только чтобы поддаться однажды и упасть в эту темную дыру, только на этот раз она будет глубже, чем когда-либо прежде.
— Я чувствую, как ты смотришь на меня.
Мои губы скривились в полуулыбке.
— Я думал, ты спишь.
— Нет. — Она повернулась и посмотрела на меня. — Я уже давно не сплю. Но мне даже понравилось, что ты сидишь там, в углу, и смотришь на меня, как извращенец.
— Извращенец?
— Ага. — Она еще глубже вжалась щекой в подушку. — Я почти ожидала, что ты будешь сидеть там с членом в руке.
— Это приходило мне в голову раз или два.
— Раз или два? — Она приподнялась на локтях. — Тогда очевидно, что прошлой ночью я все делала неправильно.
Я выпрямился, ничего не надевая, и направился к кровати. Ее взгляд переместился вниз, и она прикусила губу, когда увидела мой член, гордо стоящий, налитый и готовый к траху. В моей голове все еще бушевала битва.