Я вышел из душа, не чувствуя ни малейшего удовлетворения от того, что дрочил, как чертов подросток. Натянув через голову рубашку, я обратил внимание на панели пола, под которыми я прятал свои секреты. Один взгляд, и он напомнил мне обо всем том багаже, который я таскал с собой. Дерьмо, которое никогда не исчезнет, куда бы я ни пошел и как бы ни старался спрятаться от всего этого. Оно всегда будет там, как тень, цепляющаяся за меня и не собирающаяся отпускать. И если бы я был лучшим человеком, я бы сделал так, чтобы Сиенна держалась от меня подальше. Ничего хорошего из этого не выйдет — из того, что мы будем вместе. Я разрушил всех и все, что было мне близко. Ни одна часть меня не заслуживала того, чтобы впустить кого-либо обратно. Мой моральный компас нуждался в корректировке, и я должен был поступить правильно, уйдя от этого, пока все не стало еще сложнее.
Сиенна стояла на носочках на кухне, ее руки тянулись вверх, задирая рубашку и давая мне возможность увидеть обнаженную кожу ее талии. Это был способ Вселенной поиздеваться надо мной. Я был уверен в этом.
— Возможно, мне здесь понадобится помощь, — сказала она, пытаясь дотянуться до бокалов с вином на верхней полке.
— Позволь мне. — Прежде чем она успела отодвинуться, я уже навис над ней, моя передняя часть тела терлась о ее спину. Электричество возникло мгновенно, и мы оба затаили дыхание, застыв, слишком напуганные, чтобы двигаться, словно ждали взрыва бомбы.
Она склонила голову набок, волосы струились по спине, на шее виднелась вена, пульсирующая в такт биению сердца.
Мы были полярными противоположностями. Огонь и лед. Солнце и луна. Но, несмотря на то, что мы были такими разными, между нами была связь. Связь между двумя стихиями.
Я глубоко вдохнул, позволяя ее чувственному аромату ванили наполнить мои легкие и затуманить разум. Как легко было бы провести губами по ее плечу, вверх по шее и заставить ее оглянуться, чтобы я мог завладеть этими волшебными губами и целовать ее до одури.
Словно прочитав мои мысли, она оглянулась и подняла подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза. Всего лишь дюйм. Один дюйм и один вздох — все, что стояло между моими губами и ее. Мой член дернулся, и мне захотелось покрутить бедрами и потереться членом о ее задницу, дать ей почувствовать то, что она делает со мной.
— Ной. – Выдохнула она.
— Да?
Ее взгляд опустился на мои губы и задержался, прежде чем снова посмотреть вверх.
— Ты...
Громкий стук в дверь вырвал нас из этого момента, вернув нас к реальности.
Я сделал шаг назад, глубоко вдыхая, как будто не дышал все время, пока стоял так близко к ней.
В ее глазах промелькнуло разочарование, и я почувствовал то же самое. Потребность поцеловать ее была невыносимой, и было больно от того, что я не мог этого сделать.
— Мисс Уитлок?
— Это, наверное, охрана, которая принесла нам пиццу. — Она сжала губы в тонкую линию, прежде чем проскользнуть мимо меня.
Я замер на месте, задаваясь вопросом, как, черт возьми, я смогу поступить правильно, если это противоречит всему, чего требовало мое жалкое существование? Отрицать это было чертовски невозможно, и, казалось, оно становилось только сильнее, чем больше я пытался его игнорировать.
Характерный аромат чеснока и пряный аромат пепперони окутали меня, когда Сиенна прошла мимо, ставя коробку на кухонный стол.
Она открыла коробку, и я усмехнулся.
— Никаких дополнительных ананасов?
— Хм. Посмотри-ка. — Она изобразила замешательство. — Должно быть, ты мне действительно нравишься.
— Похоже на то.
— Возьми салфетки, Казанова. Я налью вино.
Я ухмыльнулся и крикнул ей вслед:
— Одно слово.
— Не смей его произносить.
— Несовершеннолетняя.
— Теперь ты будешь пить дешевое вино, дедуля.
Я фыркнул и потянулся за несколькими салфетками.
— Мы должны есть на террасе. Я предпочитаю, чтобы моя еда не пахла мокрой краской.
— Согласна.
Солнце село, и это была одна из тех клишированных ночей, о которых вы читали в романтических романах, где любовь витает в воздухе, и даже сверчки стрекочут под мелодию песни Эда Ширана. Это было бы то, что любой автор романа описал бы как идеальную ночь для двух сломленных людей, которые влюбились и потерялись в волшебстве.
Хорошо, что это был не гребаный роман, а то бы я был в полной заднице.
Сиенна протянула мне ломтик, затем взяла один себе и положила его в рот, присев на стул во внутреннем дворике.
— Я не помню, когда в последний раз ела пиццу. — Она прожевала и проглотила, уставившись в пространство. — Думаю, это было два года назад.
— Два года? — Спросил я, потрясенный.
— Да. Сайлас пришел домой однажды ночью, пьяный. Он разбудил меня и настоял, чтобы я съела с ним пиццу. — Она хихикнула. — В ту ночь он вел целый разговор сам с собой, а я просто сидела и слушала.
— Ладно, итак, — я сделал глоток вина, — у меня два вопроса о том, что ты только что сказала. Во-первых, какого черта ты уже два года не ела пиццу?
Она пожала плечами.
— Девушка должна делать то, что должна делать девушка, чтобы оставаться красивой.
— Красивой для кого? Для себя или для своего парня, носящего Gucci?
Трудно было не заметить, как краска отлила от ее щек, как изменилось выражение ее лица. Я был на грани того, чтобы спросить, в чем дело, когда она исправилась и попыталась изобразить на лице улыбку.
— Бывший парень, — поправила она.
— Формальности закончены?
— Да. — Она отщипнула кусочек пепперони от пиццы. — Какой у тебя еще вопрос?
— О чем Сайлас говорил сам с собой?
Мы оба рассмеялись, и ее глаза как бы смеялись вместе с ней. Все вокруг засветилось. Даже атмосфера вокруг нас стала невесомой.
— Я даже не могу вспомнить все, что он сказал той ночью, так как многое из этого не имело смысла. Но перед тем, как уйти, он сказал кое-что, чего никогда не говорил раньше. И с тех пор больше никогда не говорил.
— Что он сказал?
Она уставилась на бокал вина перед собой.
— Что он скучает по нашей маме.
— Он не часто говорит об этом?
— Только когда злится или использует ее как предлог, чтобы быть придурком. — Она откинулась на сиденье. — Но никогда не говорит о том, что он чувствует по отношению к ней... когда ее больше нет с нами.
Я посмотрел вниз на ее руку, пальцы которой крутили ножку бокала.
— Я потерял обоих родителей, когда был маленьким. Автокатастрофа. — Почему я говорю о себе? — Отправился жить к дяде в Форт-Льюис.
— Так ты стал морским пехотинцем?
— Я больше ничем не хотел заниматься, и ни в чем не был хорош. Оказалось, что у меня были скрытые таланты, которые оказались весьма полезными для морпехов.
— Что за таланты?
Я откинулся на спинку стула, вытирая пальцы салфеткой и поджав губы. Я сделал глубокий вдох.
— Я довольно хороший стрелок.
— О. — Ее глаза сузились, заинтригованные. — Ты был снайпером или что-то в этом роде?
— Или что-то в этом роде. — Я снова вдохнул. Произнести это вслух было бы чертовски ностальгически, как будто эти слова обладали силой отбросить меня назад во времени — в то время, которое я больше никогда не хотел переживать. Я лучше буду вечно гореть в аду, чем вернусь в прошлое.