Он шагнул в солнечный луч, пробивающийся сквозь ветви дуба. Голубые глаза сверкали. Как бриллианты. Холодные, но горячие.
— Ты. Поцеловала меня.
— Но ты поцеловал меня в ответ.
Он придвинулся ближе, возвышаясь надо мной, как кирпичная стена высотой шесть футов пять дюймов.
— Я поцеловал тебя в ответ, потому что у меня не было выбора.
Мой взгляд скользнул по его телу. Татуировка на его плече спускалась вниз по руке, и ее трудно было разобрать под ярким солнцем. Его грудь была твердой, напряженной, канаты чистых мышц требовали моего внимания, вены на руках заставляли меня задуматься о том, сколько силы пульсирует в нем.
Я снова перевела взгляд на него.
— Для парня твоего размера я сомневаюсь, что малышка вроде меня могла бы заставить тебя что-то сделать.
— Ты будешь удивлена. — Он прикусил губу, и мне пришлось скрестить ноги, чтобы остановить пульсацию моей киски.
Между нами воцарилась тишина. Легкий летний ветерок шелестел в листве, а птицы пели свои утренние мелодии. Внезапно я остро осознала, что нахожусь полуобнаженной и в непосредственной близости от него, в то время как его загорелая кожа умоляла меня провести кончиками пальцев по его сильным рукам.
Я провела пальцами по своим кудрям, концы которых были свернуты в узел.
— Слушай, парень с бочонком...
— Забавный факт, — перебил он. — Я не был разносчиком бочонков.
— Нет?
— Нет. Я отвозил образцы краски для твоего отца, а ты решила, что я доставляю алкоголь.
— Эм. — Я потирала виски, сбитая с толку. — Мой мозг сейчас как бы поджарен. Мне трудно сложить два и два. Просто, — я посмотрела на него, — почему ты здесь?
Он скрестил руки, снова привлекая мое внимание к своей твердой груди.
— Твой отец нанял меня для ремонта коттеджа.
— Ты — разнорабочий?
— Я предпочитаю слово «ремесленник».
Я подняла бровь.
— Я предпочитаю слово «разнорабочий». Или я всегда могу называть тебя человеком, которого моя злая мачеха наняла, чтобы уничтожить все следы моей мамы в этом коттедже.
— Тогда давай остановимся на «разнорабочем».
— Давай. — Я крепче сжала простыню, которую обернула вокруг себя. Мы с Ноем не сводили глаз друг с друга. И как будто все и так не было достаточно неловко, я чувствовала, что между нами возникло безумное напряжение — особенно при мысли о том, как его поцелуй поджег мои губы в ту ночь, когда мы целовались. Как легко было целовать его, словно мы делали это всю жизнь. Словно мы были созданы для этого. Целовать друг друга. Навсегда.
Глубокие голубые глаза пригвоздили меня, ласкали все мое тело, а по коже пробегали мурашки. Его точеная челюсть была сжата, напоминая мне о том, что я чувствовала, когда его щетина касалась моего подбородка, наше дыхание сливалось, и языки сцеплялись в поцелуе, который я чувствовала до самого позвоночника.
Ной не был моим обычным типом. Возможно, дело было в социальных кругах, в которых вращалась моя семья, так как я всегда выбирала людей, у которых были огромные шкафы дизайнерской одежды и которые каждый день ездили на разных спортивных автомобилях. Как Окли. Тип парня с хорошо развитыми гранями и обманчивой утонченностью.
Но Ной был не таким. Он был жестким и сильным, грубым по краям и неотесанным. В его глазах было такое возбуждение, чувство опасности, которое продолжало заманивать меня.
Я прочистила горло и указала через плечо.
— Мне лучше...
— Сиенна? — Голос Окли прорвался сквозь неловкий момент.
— Блядь, — пробормотала я и огляделась вокруг.
Ной выгнул бровь.
— Дай угадаю. Парень?
— Нет. Не парень. — Я подняла простыню с ног, желая побежать в другую сторону от того места, откуда доносился голос Окли. — Бывший парень.
— Парень, которого ты заставила ревновать, поцеловав меня?
— Да.
— Парень, который носил пиджак от Гуччи?
— Да.
— Парень с идеальной стрижкой?
— О Боже. Да. Тот парень.
Ной поджал губы, выражение его лица раздражающе забавляло, когда я промчалась мимо него, намереваясь скрыться за углом, только чтобы врезаться прямо в Окли.
— Сиенна. Вот ты где. — Его темные глаза загорелись. — Я повсюду искал... — Окли взглянул через мое плечо на Ноя, и я была уверена, что мое сердце выпрыгнуло из задницы.
— Ну, ты нашел меня, — прощебетала я. — Хочешь пойти взять круассан или что-нибудь...
— Что здесь происходит? — Глаза Окли больше не казались светлыми, карие радужки мгновенно потемнели.
— Ничего. — Я даже не была уверена, было ли это ложью или нет, поскольку даже не знала, что, черт возьми, здесь произошло.
Окли снова посмотрел в сторону Ноя, его брови сошлись, а челюсть сжалась.
— Это не тот парень, с которым ты целовалась прошлой ночью?
Мои губы приоткрылись, чтобы ответить, когда Ной шагнул ближе, возвышаясь надо мной и протягивая руку Окли.
— Ной Блэк.
Окли лишь взглянул на руку Ноя, как будто она несла какую-то болезнь, а затем снова посмотрел на меня.
— Что он здесь делает, Сиенна?
— Это не то, что ты думаешь.
— О чем именно я думаю?
— Я не...
— С того места, где я стою, кажется, что вы занимались не только поцелуями.
— Что? — Я отпрянула. — Нет. Это не...
— На тебе нет ничего, кроме простыни, а парень, которого ты целовала, стоит рядом с тобой, и все же ты ожидаешь, что я поверю, что ничего не произошло? — Гнев накатил на него. Мой пульс участился, а мысли разбегались, не находя подходящих слов. Я видела Окли таким много раз, его ревность прорывалась сквозь изысканный фасад, который он так гордо носил. Это превращало его в человека, которого я едва узнавала. В того, кого я боялась слишком много раз.
— Ты спала с ним? — огрызнулся он, и я вздрогнула от его жестких слов. — Ты трахалась с ним?
— Ладно, хватит. — Ной проскользнул между нами, заставив меня сделать шаг назад. — Я думаю, тебе лучше уйти.
Окли расправил плечи, выражение его лица стало жестким, а глаза ледяными.
— Не лезь ко мне в душу, чувак. Отойди, блядь, в сторону.
Ной положил палец на грудь Окли, угрожающе наклонившись вперед.
— Я сказал, что тебе лучше уйти.
Окли не отступил, его глаза напряглись, а ноздри раздулись. Мое сердце готово было вырваться из груди, пока я наблюдала за ними, затаив дыхание. Хотя видела, как Окли уже несколько раз дрался из-за ревности, которую он не мог контролировать, даже я знала, что он не сравнится с таким человеком, как Ной. Если Окли сейчас не отступит, ставлю на то, что ему надерут задницу и сломают ноги, чтобы он больше никогда не играл в футбол.
— Я никуда не уйду, пока не узнаю, какого хрена ты делал с моей девушкой.
— Она не твоя девушка.
— Черта с два, она не моя.
Я придвинулась ближе к Ною, нуждаясь в защите его большого тела.
Окли оглянулся, сердитые глаза нашли мои.
— Ты пойдешь со мной, чтобы мы могли поговорить об этом.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — возразила я. — Не тогда, когда ты в таком состоянии.
Окли прищурил глаза, потянулся и обхватил пальцами мою руку.
— Это была не просьба, Сиенна. Пойдем.
— Отпусти меня. — Я вырвала руку из его хватки как раз в тот момент, когда Ной схватил его за плечо, прижав спиной к стене.
— Она не хочет с тобой разговаривать, чувак. Отвали на хрен.
— Пошел ты. — Окли толкнул Ноя в грудь, но Ной в ответ прижал руку к его горлу.
— Я сказал. Отвали. На. Хрен, — прорычал Ной, ярость пульсировала в его расправленных плечах, когда он поднял руку и сильнее прижал ее к горлу Окли. — Если ты хоть дыхнешь в ее сторону без ее согласия, я скормлю тебе твои яйца через соломинку, мать твою. Ты понял?