– У меня не было… мужчин.
Она округлила глаза и отвесила челюсть, как если бы я заявила своей матери, что у меня были мужчины.
– Подожди-ка… Сколько зим ты пережила?
– Ты имеешь в виду, сколько мне лет? Восемнадцать.
Она погладила меня по плечу – и это странным образом успокаивало:
– Хани, но как же так получилось? Ведь это одна из первичных потребностей… Неужели тебе никогда не хотелось удовлетворить свое желание? Или у тебя нет таких желаний?
Я решила, что если Тара меня не поймет – то уже и никто. Поэтому надо говорить, объяснять, чтобы хоть кто-то остался на моей стороне:
– Если ты говоришь об «этом», то у меня была девушка! Зельмина…
– Девушка? – ее суровое лицо вытянулось до неузнаваемости.
– Да, Зельмина! Я ведь говорю… Если бы ты увидела ее, то сказала бы, что она совсем некрасива. Но это только на первый взгляд! – тараторила я. – Она… самая ласковая и добрая! С ней никогда не бывает скучно. Мы хотели создать с ней семью после совершеннолетия, даже начали копить талоны на квадрат…
– Подожди-подожди, – она меня прервала. – Ты занималась любовью только с этой своей… Зельминой? Но как?!
Это уж совсем неприличный разговор, но у обезьян и нет понятий о приличии. Я уже перестала бояться, понимая, что Тара наказывать меня не собирается, но краснела:
– Я… это… это приятно.
– Кирк! Иди-ка сюда, мальчик! – неожиданно громко крикнула она.
Страх накатил с новой силой, я вцепилась в ее рубаху двумя руками, умоляя:
– Не надо никого звать! Я прошу! Я только с тобой могу… о таком… Прошу!
Но она хмурилась:
– Не потому ли ты за мной бегаешь, как щенок на привязи? Решила, что я с тобой… О, паучье отродье!
Она, должно быть, спрашивает о том, нравится ли она мне. Я как-то об этом не задумывалась – Тара намного старше меня, у нее красивые светлые волосы с рыжиной, которые она всегда убирает в высокий хвост, но черты лица грубые… Но ведь и Зельмину я красавицей не считала. Нет, Тара мне в этом смысле совсем не нравилась, но если бы меня заставили выбирать, с кем из знакомых обезьян создать семью, то ответ очевиден.
– Тара… Я не знаю. Мне с женщиной…
– Чего? – это Кирк, нагнувшись, прошел в палатку и уселся возле входа.
Я так и держала пальцы сцепленными на ее одежде:
– Пожалуйста, пожалуйста, не говори… Пожалуйста!
Тара смотрела на меня, как в самый первый день – как на совсем чужую, незнакомую, не ту, кто засыпал под ее боком. Она повернулась к Кирку и спросила, оставаясь погруженной в собственные мысли:
– Чего там Дик? Жить будет?
Парень смотрел на меня, отвечая ей:
– Полчашки самогона творят чудеса. Но ей придется извиниться за это. Зная Дика, он потом тоже извинится за то, что ударил ее.
Я ему в глаза посмотреть не решалась. Тара обратилась ко мне, произнося слова строго:
– Хани, со мной в палатке ты спать больше не будешь, ясно?
Ужас заставил меня снова уставиться на нее.
– Спи в любой другой, или на воздухе, или в обнимку с псами – мне без разницы. Но дам тебе один совет: сейчас держись поближе к Кирку – он моложе Пака, и у него здоровые дети. Он скорее других… избавит тебя от этой напасти.
Я сморщилась и не могла с этим ничего поделать. Она, видя мою реакцию, продолжила спокойнее:
– Если тебе не нравится Кирк, то выбери себе другого мужчину. Даже если он бесплоден – это все равно лучше, чем… В любом случае, выбирает женщина, хоть и крысоедка!
Кажется, она впервые за все время вняла мольбам и не стала раскрывать мою тайну – а может, расскажет остальным потом. Я уже чуть раньше поняла, что силой брать женщин у них не принято, потому что само собой подразумевается, что она когда-то сама захочет «этого». И у них до сих пор не было «трофейных» женщин, которых непонятно как делить, и поэтому просто стали относиться ко мне, как к одной из своих. Они вроде бы «отдали» меня Кирку, но при этом спокойно лапают за грудь, и сам он ни одним словом не обмолвился о том, что имеет на меня какие-то права. Но что они станут делать с той, которая никогда не захочет добровольно выбрать себе мужчину? Неужели все их женщины на это соглашаются? Все это время они ждали, как Шо свой ужин, когда я сама решу? Но если я этого не сделаю, то наверняка решат за меня.
И снова то же отупелое состояние, что и в первый день. Теперь я даже не знала, что хуже – когда тебя насилуют, или когда ты сама соглашаешься и молча терпишь боль и унижение. Наверное, Отец бы понял только первый вариант. Во втором случае… это осознанное грехопадение, когда ты перестаешь чувствовать себя человеком.
Выгнанная из палатки Тары, я, конечно, и за Кирком не пошла – да он и не звал. Когда все расходились на ночевку, ко мне подошли Дик и Нал. Первый молча продемонстрировал руку. А я с нарастающей злостью подумала только о том, что она точно выглядела лучше, чем у Закари! И выплюнула ему в лицо слова: