Как бы там ни было, остаться в Югославии ещё на полгода хотели многие из нас. В Косово нам пообещали, что все изъявившие желание остаться всенепременно останутся, для этого нужно будет написать обычный в таких случаях рапорт. Я оставаться не собирался, а вот те кто имел такое желание устремились писать рапорта и подавать их на подпись командиру роты. Для некоторых тут начались проблемы имевшие почти что неразрешимые последствия. Я уже упомянул, что процесс пьянок пошёл и всё более увеличивался день ото дня. Вместе с этим появлялись нарекания со стороны командиров которые иногда перерастали даже в конфликты. Некоторые воины уже показали себя командиру роты во всей красе и естественно продолжать свою службу с проблемными солдатами он не хотел и соответственно их рапорта подписывать отказывался. Наверное некоторых особо конфликтных (и соответственно насоливших ему) парнишек он просто-напросто наказывал таким образом. По-моему, всё же все, кроме одного, рапорта были им подписаны, но случилось это уже позже и для некоторых это было связано с беготнёй и нервотрёпкой.
По замыслу верховного командования после того как мы показали себя столь блестяще все мы должны были остаться служить именно в Косово. Таким образом наш батальон, почти в полном составе, должен был составить основу будущих российских сил в Косово, служа своеобразным примером для подразделений прибывших из России. То, как чётко, слаженно и решительно мы провели марш и удержание аэродрома действительно было достойным примером для подражания не только отдельно взятой российской армии, но и вообще для любой армии мира. Мы продемонстрировали профессионализм, боевой дух, смелость, а так же и все остальные достойные для мужчин вообще, и солдат в частности, качества. В этом вопросе упрекнуть нам себя было не в чем.
Тем временем нашу роту разместили в огромном железном ангаре. Почему командование выбрало для размещения личного состава именно ангар, а не одну из находившихся рядом казарм я не знаю. Могу лишь только предположить, что размеры ангара позволяли вместить всю роту одновременно в то время как сербские казармы такой возможности не предоставляли. По всей видимости раньше тут находилась какая-то авиационная, либо аэродромная техника, но к моменту нашего заселения ангар был пуст. Ни я, ни Толстый в ангаре не жили поскольку у нас была крыша над головой, да и к тому же наш БТР почти постоянно находился в охранении и нам как членам экипажа необходимо было присутствовать в своей машине. Я пару раз наведывался в этот ангар и внутренняя обстановка представлялась мне не слишком удобной для отдыха — спать там было аналогично тому, чтобы спать посредине пустого баскетбольного зала. При входе в ангар сразу же появлялось чувство дискомфорта.
В стене ангара зияла свежая пулевая пробоина калибра 7.62 — пришедший в казарму снайпер забыл заранее разрядить оружие. Никто не пострадал. Причиной происшествия были либо уже начинавшие сказываться усталость и хроническое недосыпание, либо день ото дня набиравшее ход употребление спиртосодержащих жидкостей. Многие парни негромко обсуждали это происшествие. Кто и как его комментировал я не помню, однако могу сказать, что особо оно никого не беспокоило, общие настроение и смысл разговоров укладывались в одно предложение: «Во парнишка учудил!».
В один из своих визитов в казарму-ангар я застал там своего коллегу-пулемётчика Виталика, того самого Виталика с кем мы ещё находясь во второй роте ездили сооружать мишени на стрельбище. Виталик предстал передо мной с обожжённым лицом и перебинтованными кистями рук. Лицо было обожжено почти полностью, но не сильно, правильнее сказать оно было опалено. Ладони были замотаны бинтом весьма тщательно, что убедительно говорило о том, что руки пострадали значительно сильнее. На мой вопрос о происшедшем он невнятно ответил, что в его БТР албанцы бросили дымовую гранату. Якобы он стал выбрасывать её и обжёг себе руки и лицо. Ни один человек не будет подставлять под струю огня и дыма лицо и поэтому рассказ Виталика мне показался странным. Виталик говорил невнятно и поскольку мы были знакомы не первый день по его поведению я понял что он врёт, либо по меньшей мере чего-то не договаривает. На мои дальнейшие вопросы он отвечал так же невнятно и уклончиво, было видно что он хочет поскорее закончить разговор. Он постоянно отворачивал глаза как будто ему было очень неприятно обманывать своего сослуживца, но при этом обманывать в данной ситуации ему по какой-то причине всё же было необходимо. Я понял что Виталик что-то скрывает и при этом навряд ли сейчас «расколется». Каким образом он в действительности получил свои ожоги я так и не узнал. К счастью ожоги были несерьёзные.