Влад улыбнулся, вспомнив далеких россиян, совершенно так же по варварски обходившихся с нежными иномарками. Ему не раз приходилось видеть, как из открытого багажника роскошной «БМВ» торчит штакетник, который рачительный хозяин немецкого седана волочет себе на дачу в Псковскую область. Ибо там, в области, придется этот самый штакетник покупать, а здесь он достался бесплатно, выломанный недрогнувшей рукой из бесхозного забора.
«Все вокруг народное, все вокруг мое… Вот тебе и сермяжная правда. Видимо, православная идея общинности обретает свое истинное звучание именно в таких мелочах. У католиков сложнее… У них есть понятие неприкосновенности частной собственности, налога на церковь. А наши этих дурацких стереотипов не ведают. Если есть возможность спереть — сопрут обязательно. Обернуться не успеешь. Только что стояло — и нету! Правда, потом обязательно покаются… Это самая что ни на есть квинтэссенция православия — сначала украсть, потом покаяться. Но при этом уворованное никто отдавать не собирается. Ибо что в руки попало, то уже считается своим. И попытки отобрать или хотя бы вернуть законному владельцу воспринимаются как посягательство на самое святое. Умом Россию не понять. Равно не понять и всех остальных славян… Зря западники в православные страны полезли. Сидели бы себе тихо, глядишь, мы бы сами к цивилизации вырулили бы. Мы ж мирные, первые в драку не лезем. А тут — по другому получилось. Попытались силой западный образ мышления навязать… И облажались. Вместо перехода Европы под крыло НАТО устроили мочилово прям по центру Балкан, что в самом недалеком будущем аукнется. Рано или поздно власть в России сменится, Борис уйдет на покой. И что тогда они с нами делать будут? Угрожать нам бессмысленно… Мы ж хоть и с голым задом, но зато во всеоружии. Причем в атомном всеоружии… Купить всех поголовно не удастся. Яблонский и коммуняки — это еще не вся страна. — Рокотов перевел взгляд на автобус, сворачивающий с основной трассы на площадку перед бензоколонкой. — Судя по полосатым пакетам и сумкам на пол-автобуса — челноки… Решили сделать остановочку у магазина. И точно у меня перед носом…»
Огромный «неоплан» мягко притормозил в тридцати метрах от лежащего в кустах Влада, с шипением распахнулась передняя дверь, и из нее выскочил — крепыш в цветастой рубахе.
Крепыш быстро огляделся и бросился к задней стене заправки. Туда, где заросли сирени могли скрыть его от посторонних глаз.
Из открытой верхней створки третьего с хвоста окна высунулся парень с длинными вьющимися волосами и ехидно улыбнулся.
— Что, Чувахо, опять гречкой объелся? — крикнул парень по-русски и демонически захохотал.
Крепыш не обернулся, вздернул вверх руку со сжатым кулаком, погрозил и скрылся за кустами. При этом оставшись в поле зрения напрягшегося Рокотова.
Когда Вознесенский распахнул дверь в подъезд, он сразу почувствовал неладное.
У лифта стояли двое в милицейской форме. Один — широкоплечий сержант с уже намечающимся брюшком, второй — прыщавый юнец в куртке из кожзаменителя с погонами ефрейтора и гражданских темно-синих брюках. Сержант привалился плечом к стене и меланхолично жевал резинку. Ефрейтор переминался с ноги на ногу, словно испытывал малую нужду.
Иван остановился у почтовых ящиков и искоса кинул взгляд на парочку.
Принадлежность парней к славной когорте российских милиционеров была ясна. Могли бы даже форму не надевать. Похмельно-наглое выражение маленьких, близко посаженных глаз говорило само за себя. Судя по лицам, в беспощадной игре под названием «бытовой алкоголизм» оба терпели сокрушительное поражение. Еще лет пять-шесть, и печень начнет отваливаться.
Вознесенский сделал вид, что не может открыть ящик, а сам сунул руку в боковой карман куртки, где лежало купленное по совету многоопытного Димона обыкновенное портняжное шило. Вещь незаменимая в бою на малой дистанции и при этом совершенно невинная. Никто не может квалифицировать пятисантиметровое жало как холодное оружие.
Милиционеры терпеливо ждали.
Иван не торопил события. Пусть поджидающие его решат, что он ничего не подозревает, и попробуют напасть.
Рукоять шила удобно легла в ладонь.
Жало оказалось прикрыто пальцами, так что со стороны Вознесенский казался безоружным.
Наконец ефрейтору надоело стоять молча и ждать, когда потенциальная жертва закончит возиться с дверцей ящика.
— Эй, ты — Вознесенский?
Иван близоруко прищурился, зажав под мышкой кожаную папку с документами. Помимо них папка скрывала и стальной лист толщиной в три миллиметра, вырезанный по формату «А-4». На случай, если нападающие будут вооружены ножами. Димон советовал держать папку у живота, блокируя самые распространенные удары.
— А что?
— На вопрос отвечайте, — в игру вступил сержант, — когда к вам представители власти обращаются.
Вознесенский опять прищурился. Димон советовал тянуть до последнего, изображая слабовидящего и тем самым укрепляя уверенность противника в легкой победе. С близорукой жертвой справиться просто, от нее не ожидают резкого отпора, бьют без финтов и по наиболее короткой траектории.
— А что вы тут делаете? — вопросом на вопрос отреагировал Иван.
— Ну ты чо? — бессвязно возмутился ефрейтор и сделал шаг вниз по лестнице, ведущей на площадку перед входной дверью.
Сержант нехотя отцепился от стены.
— А в чем, собственно дело?
Вознесенский сыграл испуганного доходягу-интеллигента, вяло пытающегося отстоять свое жалкое достоинство.
На губах у обоих парней появилась презрительная усмешка.
— Они не понимают, — язвительно прогундосил ефрейтор.
— А ты объясни, — предложил сержант. В свете запыленной лампочки было видно, что оба милиционера не вооружены. Даже не взяли на дело резиновые дубинки.
— Сейчас и объясню, — ефрейтор спустился еще на одну ступеньку.
— Что тут происходит? — сипло взвизгнул Иван, отступая на шаг.
Голос получился что надо — с ноткой истерики, чуть не срывающийся на всхлип. Димон был бы доволен. Он особо обращал внимание на внешнюю атрибутику. Камуфляж, короче. Вознесенский должен был сыграть мини-спектакль, прежде чем атаковать.
— Мы проводим задержание одного преступника, — непонятно зачем объяснил сержант, становясь рядом с ефрейтором.
— А я тут при чем?
— А вот при чем…
Прыщавый сделал вид, что оборачивается, и тут же нанес удар кулаком снизу, целя Ивану в живот.
Но жертва оказалась готова к такому повороту.
Кулак ефрейтора впечатался в папку. Не ожидавший соприкосновения с твердым металлом Петюня разбил себе костяшки пальцев и вывихнул кисть руки.
Вознесенский ударом сверху опустил папку на голову открывшего рот ефрейтора и одновременно с этим маховым движением засадил шило точно в середину гульфика на штанах сержанта.
Вырубать надо сначала самого здорового.
От страшного удара головой в грудь Иван отлетел к стене. Сержант согнулся вдвое и лбом саданул слишком близко стоящего Вознесенского. Тот не растерялся и ударом ноги заставил сержанта взмыть в воздух и впечататься в решетку, ограждавшую вход в подвал.
Тело сползло на пол и затихло.
Ефрейтор попытался проскользнуть мимо Ивана и вырваться на улицу, но был остановлен подсечкой и со всего маху треснулся затылком о бетонный пол. Второй удар основанием ладони в переносицу лишил упавшего сознания.
В юности Вознесенский баловался самбо и до сих пор помнил некоторые приемы.
Теперь требовалась быстрота.
Иван обыскал находящихся в беспамятстве нападавших и только у одного обнаружил милицейское удостоверение. Корочки перекочевали в карман куртки. Потом несостоявшаяся жертва оттянула на себя почтовые ящики и извлекла из проема между кирпичами объемистый пакет, приготовленный именно на такой случай.