Хм… Резон серьезный. Только как же мы сами?
Впрочем, ему лучше знать. В конце концов, проще простого заставить насекомое вновь засветиться. Сахара в крышечке его колбы вполне достаточно -- вытряхни крупинку, встряхни стекляшку, чтобы разбудить жука, и несколько часов света обеспечено.
Ленточка с фонарником отправилась в один карман, обнуленный тестер в другой. Но света вокруг нас от этого особо не убавилось. Лишайники и мхи на стенах сияли нежным бледно-зеленым мерцанием, сбрасывая излишки незримого света, который не могли целиком освоить. Его не хватало, чтобы полностью обрисовать формы предметов -- идущий впереди инсургент превратился в силуэт с неясными тусклыми бликами, словно вырубленный из куска угля, -- но для того, чтобы понять, куда ставить ноги, освещения вполне хватало. Но отчего-то этот холодноватый свет лишь добавлял беспокойства к и без того угнетающей атмосфере чужой страны без неба, без погоды, без смены дня и ночи.
Чем больше я проникался особенностями подгорного бытия, коренным образом отличного от того, к какому привык на поверхности земли, тем понятнее становились мне причины неучастия гномов в Войне Сил. Отсюда, из мира без рассветов и закатов, выглядели бессмысленными разборки богов и народов, одни из которых избрали своим знаменем и источником силы День, а другие Ночь. Подземный жар и незримый свет, в изобилии даруемые Каменной Птицей своему народу, делали его поистине независимым от победы или поражения любой из воюющих сторон. Вечный день, иссушающий все живое там, наверху, или вечная ночь, населяющая мир стылой нежитью -- под горой все едино. Случись худшее, сорви последний бой богов покровы небес и вод с земли -- гномы и это переживут, замуровавшись в своих пещерах. А необходимый для дыхания воздух запросто трансмутируют из руд металлов, перегоревших в жаре сердца земли.
Похоже, именно за это все прочие и не любят подгорную разновидность пятой расы разумных. Халфлинги, и те тщательно избегают упоминать о родстве с гномами. Хотя по сути те и другие -- один и тот же народ Любимых детей Матери. Различия облика и темперамента, как у светлых эльфов с темными, вытекают лишь из стародавнего духовного выбора – одни предпочли остаться под крылом Каменной Птицы, другие же навсегда ушли из «уютных» пещер.
Ох, как я понимаю этих сородичей Фроххарта Андеркастлса! И сам бы предпочел не углубляться в гору с каждым шагом, а двигаться в прямо противоположном направлении. Но увы -- вода, пища и возможность найти запчасти к флайботу для связи с домом имеются только там, в глубине. Да и держаться в этом пути лучше какого-никакого, а все-таки местного уроженца.
Тот как раз окончательно притих, сбавил шаг и начал поминутно озираться по сторонам, словно ожидая засады. Беспокойство передалось и мне, прогнав лишние мысли – сам факт моего незнания подгорной жизни уже требовал быть начеку.
Со всей осторожностью, минуя развилку за развилкой, мы вышли на пересечение пещеры с явно рукотоворным тоннелем. Здесь освещение было на порядок ярче, несмотря на тот же источник -- две широкие полосы лишайников на стенах сияли ровным, почти желтым светом. Пол был засыпан щебнем, ровно посередине вдоль тоннеля по нему шла перегородка из каменных блоков с металлическим брусом поверху, а вдоль стен невысоким уступом тянулись бордюры из грубовато, но четко обтесанных плит.
Что единообразно, то не безобразно -- этот армейский закон как нельзя лучше подходил к первому образцу подгорной гномской культуры, с которым я встретился. Отчего-то этот ход, плавно загибающийся пологой дугой, неотвязно напоминал мне о казармах, капонирах и заглубленных складах длительного хранения. Разве что мерцающий туман, надежно скрывающий оба конца подземной дороги из ниоткуда в никуда, был непривычен для подобных мест.
Однако глубинная хмарь прятала таящуюся в ней угрозу от глаз, но не от ушей. По левую руку от нас из тумана донесся какой-то мерный хруст и шорох, заставивший сначала моего проводника и спутника, а спустя краткий миг и меня самого метнуться в зев пещеры, прикрытый каменными столбами и надолбами. Вовремя -- вслед за шумом с той же стороны замелькали в мареве какие-то светлые пятна.
Спустя еще полдюжины секунд из клубящегося тумана выступили четыре коренастых, поперек себя шире фигуры, освещая себе путь переносными гнилушками, укрепленными на головных обручах. Лучи зябкого неверного света расплывались во влажном воздухе, оглаживая своды грушевидными облаками сияния и рассекая отблесками сталь серединного бруса. Полы кожаных пончо ритмично колыхались в такт мягко шуршашим шагам, в стороны попарно торчали чуть склоненные бруски оружейных лож. Странные метатели, не похожие ни на стреломет, ни на арбалет -- разве что на торцовый, тайрисский, но без привычного короба для стрел. Вместо него над желобом была приспособлена какая-то трубка.