Морелос кивнул, и Косталь вошел в палатку. Получив позволение, он сказал:
— Генерал, помните, что перед штурмом крепости вы послали меня и капитана Корнелио на мост Горна. Когда нападение не удалось вследствие измены мошенника Гаго, и наши войска обратились в бегство, мы пропустили мимо себя бегущих и тогда уже решились сами покинуть наш пост. Мы не могли более идти через мост, так как гарнизон наблюдал за ним; поэтому господин капитан стал карабкаться по ущелью, я хотел было следовать за ним и невольно бросил последний взгляд на море. Начинало светать. На краю горизонта, над верхушками деревьев, растущих на острове Ла-Рокета, я заметил очертания мачт и снастей корабля. Я подождал еще несколько минут, пока стало светлее, и тогда ясно разглядел стоящий перед островом на якоре испанский галиот8.
— Ну и что же дальше!
— Я уверен, что было бы очень просто и легко овладеть этим галиотом нынче ночью, в темноте, а раз мы им овладеем…
— Нам будет легко перехватывать любую помощь, посылаемую крепости, и взять цитадель измором! — подхватил Галеана с воодушевлением. — Генерал, само небо говорит устами этого индейца! Ваше превосходительство, вы не можете больше отказывать в позволении, которого я прошу!
Морелос кивнул в знак согласия.
— Судя по восходу солнца, — продолжал Косталь, — сегодня можно рассчитывать на темную ночь и спокойное море… по крайней мере до полуночи.
— А после полуночи? — спросил генерал.
— Буря и волнение, но галиот и остров будут захвачены до полуночи, — ответил индеец.
— Я не мог бы выразиться лучше! — весело воскликнул Галеана.
Тут же решили, что Галеана примет начальство над экспедицией, а капитан будет командовать лодкой, в которую сядет Косталь.
— Храбрый дон Корнелио никогда не простит нам, если мы захватим остров без него, — вежливо заметил Галеана.
Капитан улыбнулся с воинственной миной, хотя нисколько бы не огорчился, если бы ему пришлось воздержаться от участия в опасной экспедиции.
Предсказание Косталя, по-видимому, сбывалось; погода весь день была пасмурная, и солнце зашло среди темных туч. С наступлением ночи были подготовлены шлюпки, которые все вместе могли поместить около восьмидесяти человек. Все три большие шлюпки и одна лодка были в довольно плачевном виде; но делать нечего — приходилось Довольствоваться имеющимся.
Обернули весла полотном, чтобы производить меньше шума, и вышли в море. Лодка, на которой находились капитан, Косталь и девять солдат, плыла впереди и служила скромному маленькому флоту для разведки. Индеец сидел у руля; по пути он обратил внимание капитана на зрелище, которое тот, впрочем, и сам заметил: это были три или четыре большие акулы, время от времени появлявшиеся в светлой полосе, которую оставлял за собой киль лодки.
— Видите этих прожорливых рыбин? — спросил Косталь. — Они следуют за нами с таким упорством, словно понимают, что этот челнок наполовину сгнил. Желал бы я, чтобы Пепе Гаго стал одной из них; я бы немедля заколол его у всех на глазах.
— Ты еще думаешь об этом негодяе? — спросил дон Корнелио.
— Постоянно, и я бы остался верным восстанию уже ради одной только надежды отомстить этому гнусному изменнику, когда Морелос возьмет Акапулько.
Корнелио не обратил особенного внимания на мстительные планы индейца, он думал об акулах и несмотря на опасность высадки желал как можно скорее очутиться на острове.
— Лодка плывет дьявольски медленно, — повторил он несколько раз.
— Вы всегда торопитесь в битву, — сказал Косталь, улыбаясь, — однако нам следует плыть тихо, ведь мы приближаемся к острову.
Корнелио посмотрел вперед и, когда в самом деле заметил перед собой мрачный и безмолвный остров, приказал совсем опустить весла и подождать шлюпки для совещания.
Вскоре шлюпки подплыли, и после непродолжительных переговоров с Галеаной капитан получил приказание снова отправиться вперед и произвести рекогносцировку около острова, между тем как три большие шлюпки останутся на месте ожидать результатов.
Лодка Корнелио снова поплыла к острову, сопровождаемая своими верными спутниками, акулами. Мало-помалу остров становился все виднее и виднее, показались мачты и верхние реи галиота; затем обрисовался остов корабля и наконец мелькнул свет, выходивший из маленьких окошек на корме. В темноте корабль походил на чудовищного кита, открывающего свои глаза, чтобы подстеречь подкрадывающихся неприятелей.
— Славная штука была бы с ходу овладеть сначала этим галиотом, — сказал капитан, разумеется, в шутку, — это бы весьма упростило нашу высадку.
— Я уже думал об этом, — отвечал Косталь совершенно серьезно. — Но вы, конечно, не упустили из виду, что на нем поставлена стража? Подплывем к берегу побыстрее, время не терпит! Скоро полночь, эта белая пена на воде предвещает ветер, который вот-вот превратится в бурю.
С этими словами Косталь повернул руль, и лодка быстро описала дугу, удаляясь от освещенного пространства. Между тем оставшиеся шлюпки скрылись за волнами. Неожиданно на галиоте блеснула молния, и солдаты, находившиеся на челне, еще ослепленные ярким светом, услышали зловещий свист. Лодку окатило пеной, она получила сильный толчок, раздался громкий треск, и двое солдат с отчаянным воплем исчезли в пучине моря, точно унесенные вихрем.
В ту же минуту исчезли и акулы. Во время этой сцены дон Корнелио стоял рядом с Косталем на корме; вслед за ударом ядра, унесшего двух солдат, ему показалось, что передняя часть лодки опускается, и в то же время Косталь воскликнул:
— Лодка не слушается больше руля!
— Что это значит? — спросил Корнелио, не на шутку испуганный новой бедой.
— Это значит, что проклятое ядро пробило борт в передней части под форштевнем, и лодка погружается носом в воду.
Крик несчастных, находившихся на носу и уже очутившихся по пояс в воде, подтвердил капитану горькую истину слов Косталя.
— Великий Боже! — воскликнул он. — Мы погибли!
— Не двигайтесь и не теряйте хладнокровия! — приказал ему Косталь.
Теперь из глубины вод послышались странные голоса и на крыльях ветра долетели до слуха потерпевших крушение. Небо омрачалось все более и более, море было так же черно, как небо. Скоро сверкающие молнии разорвали плотную завесу туч, и ветер начал срывать гребни волн.
Отвратительная морская свита наших пловцов — акулы опять показались на поверхности и, отяжелев от только что съеденной добычи, медленно плавали вокруг полузатопленной лодки, которая принимала все более и более отвесное положение. Двое солдат исчезли под водой и уже не показывались более, за ними последовал третий; акула сорвала его с доски, за которую он судорожно уцепился.
При этом кошмарном зрелище полумертвый от страха дон Корнелио с таким жаром стал призывать своего патрона и всех святых, что явно обнаружил свой величайший испуг.
Косталь молчал и, очевидно, владел собою, но с беспокойством озирался вокруг. Еще двое людей погибли, так как вода, затопляла носовую часть и все более и более наклоняла лодку, так что на корме становилось все труднее и труднее держаться.
— Умеете вы плавать? — спросил Косталь.
— Совсем немного: могу продержаться на воде в течении нескольких минут…
— Хорошо! — лаконично сказал индеец, и прежде чем дон Корнелио успел понять его намерение, Косталь, в ту самую минуту, когда волна наклонила лодку влево, так сильно толкнул ее в ту же сторону, что она совершенно перевернулась.
Капитан исчез под водой так быстро, что не успел вскрикнуть; но тут же почувствовал, что кто-то ухватил его за камзол и тащит на поверхность. Косталь держал его одною рукою, другою же цеплялся за лодку, которая повернулась вверх дном.
— Не бойтесь ничего, — крикнул индеец и мощным рывком поднял несчастного капитана так высоко над водою, что тот успел взобраться верхом на киль лодки. Секунду спустя индеец уселся рядом с ним.
8
Галиот (голл. gallioot) — парусное плоскодонное судно, предназначенное, как правило, для плавания по мелководью.