- Ладно, давай завершим разговор, Иван. Мы не должны задерживаться в аэропорту.
- Конечно, идемте, господин президент. И, все же, зачем вы едете в США?
- Как чего? Надо же отдать старые долги? – хмыкнул он.
- Ой! – Иван хлопнул себя по лбу.
- Вспомнил! Молодец!
- Я, лично, у Альфреда ничего в долг не брал! Себе дороже! – недовольно воскликнул Иван.
Президент мудро проигнорировал выкрик Брагинского. Они втроем уже шли к трапу самолета. Константин первым взобрался по лестнице и восторженно, совершенно забыв о том, что в паре метров от него стоит президент Российской Федерации, восклицал, осматривая все. Еще рядом были и телохранители.
Иван все время пытался одергивать сына, напоминая о правилах приличия, но президент только махал руками и мягко возражал Брагинскому. Пусть мальчик полюбуется в свое удовольствие.
- Сын! – но сын успешно игнорировал его голос.
- Пап! Смотри какой вид! – Константин глядел в стекло: дверь в кабину пилотов была распахнута настежь. Пилоты уже отдали честь главе государства. И сейчас во все глаза смотрели на мальчика и Ивана.
- Они с нами поедут, господа, – не давая пилотам время на лишние вопросы, быстро сказал президент. – Это – Россия, Иван Брагинский, а это – его сын, Константин. Я надеюсь, что вы не расскажете о том, что видели персонификации стран.
- Нет, господин президент! – гаркнули пилоты на два голоса.
И попрятались обратно, закрыв за собой дверь в кабину. Константин с блеском в глазах смотрел в иллюминатор, сидя в пассажирском кресле – их попросили сесть, так как самолет вот-вот должен был взлететь.
На борту имелись три бара, комната отдыха с двумя кроватями для президентской четы, рабочий кабинет. Салон отделан гобеленами с инкрустацией из золота и драгоценных камней.
Президент улыбался, слыша, как Константин просто засыпает вопросами своего отца. И решил его оторвать.
- Эй, парень! Служить-то пойдешь?
- Это даже не обсуждается, – коротко бросил Брагинский. – Пойдет как миленький.
- Пойду! Если возьмут! – ответил Константин смело президенту.
- А куда хочешь?
- Летать он хочет, – фыркнул Иван.
- Эй!
В такой веселой обстановке и прошел весь полет. Нет, на кое-какое время они затихли, так как им потребовался сон. Да и Константин порядочно вздремнул... До прилета.
В итоге всех поднял пилот, объявивший о заходе на посадку. Иван выглядел изрядно подтрёпанным: голова после пары таблеток вроде и перестала болеть, но противная тяжесть все еще давила на затылок. Все еще пытаясь привести себя в надлежащий порядок (и зачем он надел этот жуткий деловой костюм?!), Иван обессилено наблюдал как к самолету медленно ползет трап.
Сейчас надо выдержать жуткий треп Альфреда. Просто выдержать, выдержать, выдержать, – как мантру повторял он про себя.
Впрочем, Константин сможет скостить некоторое напряжение...
Что умный ребенок и сделал.
- Крестный! – заорал Константин на английском во всю силу своих легких и молнией бросился к слегка прибалдевшему Альфреду Ф. Джонсу, стоящему немного поодаль, совсем не ожидавшему такого. Хорошо, что этот визит еще не освещали СМИ всех мастей...
И он стиснул своего дядю в крепких объятиях. Иван, с неизменной улыбкой, наблюдал за мучающимся от крепких объятиях Константина Джонсом. Президенты, согласно протоколу, встретились первые: Иван попридержал сына на выходе из самолета, давая им спокойно разговориться.
- Хэй! Дай-ка на тебя посмотреть... – Альфред с трудом отцепил от себя крестника. И манерно поправил очки. Голубые глаза блеснули оценивающим блеском. Иван Брагинский виду не подал, что заметил взгляд Джонса. – Совсем стал похож.. На своего отца. Почти копия.
- Спасииибо! – Константин сделал вид, что не заметил едко брошенной фразы.
- Джонс!
- А, привет, Брагинский! – они сухо обменялись рукопожатиями: со стороны казалось, что их мечта – сломать друг другу пальцы. Джонс произнес уже более миролюбиво, – сначала дела, а потом – развлечения!
- Да, я тоже не прочь начать с дел. Константин...
- Я уже давно хотел побывать в Нью-Йорке! Можно-можно? – заискивающе произнес Константин.
- Конечно, же. – Альфред извлек из кармана мобильный и быстро – быстро напечатал сообщение кому-то. – Мы с минуту ждем машины... Затем ты, – он указывает на Константина, причем тот застенчиво улыбается, – спокойно гуляешь по городу... С его воплощением. Как я знаю, английский у тебя не плох... Нью-Йорк, Джон, ты можешь звать его так, все тебе объяснит и покажет...
- Ура! А деньги?
- Константин! – хмуро произнес отец, явно пряча улыбку.
- Моя кредитка к твоим услугам. Все-таки я твой щедрый крестный-герой... – видимо дядя был падок на лесть. Номер прошел.
- Спасибо! – улыбнулся Константин до ушей. Джонса явно передернуло: у мальчика проглядывалась улыбка старшего Брагинского.
Машина подъехала. Из нее вылезли два здоровенных “шкафа” (как мысленно окрестил их мальчик) телохранителя в темных очках во все лицо. А потом вылез и сам город, почти копия Джонса, только глаза иные, да волосы темные.
Обмен любезностями завершился и все разъехались по разным местам. Президенты – в одну сторону, воплощения стран – в другую, а Константин с Нью-Йорком в третью.
Джон оказался довольно многословным, но не таким как Америка – у того речь лилась диким потоком и его было не так-то просто заткнуть с первого раза.
Они посетили огромное количество интересных мест и Константин понял, что иметь безлимитную кредитку – это просто дар богов свыше. Как и двух телохранителей. Джон проникся мальчиком и порассказал предысторию развития города. Наиболее сильное впечатление произвела Статуя Свободы.
Время пролетело быстро и настала пора возвращаться.
Ужин в ресторане прошел в полном молчании, которое Иван окрестил в сердцах “благословенным”. Альфред благополучно убежал к своему президенту. Видимо, к консенсусу так оба и не пришли. Хотя...
- Завтра будет более насыщенными. Мы с тобой пойдем к мемориалу “Дань в свете” (1). – Отец выглядел задумчивым, вертя вилку в руке, – у меня тоже там люди погибли... Никогда не забуду этот день...
Да, Константин помнил этот день скорби, словно он был вчера.
Как отец просто сидел на лавке у порога своего дома и плакал от собственного бессилия. Мальчик просто обнял его, и плачущий отец признался ему, что произошло мерзкое преступление против всего человечества и погибли невинные люди девяноста одного государства. В том числе, и его граждане.
Дядя Гилберт, к счастью, был дома тоже и с ужасом слушал ужасное повествование Ивана. И сразу, как только Брагинский более-менее пришел в себя, рванул к своему брату.
- ... потом, вероятно, мы все погуляем втроем.
- Пап, а как прошло...
- Никак. Я думаю, что у Путина все же все прошло более безукоризненно, чем у меня, – Иван подавил глубокий вздох.
- Наверное...
Они оба перестали есть. Ивана явно одолевали мрачные мысли. Чай прошел в полном молчании.
Первым не выдержал Константин.
- Пап...
- Э? Чего, сын?
- Ты какой-то больно молчаливый... Более чем обычно.
- Как же мне иногда хочется съездить краном по лицу Альфреда! У него совсем характер испортился... Везде видит угрозу!
- Как и ты... – тихо произнес сын, но Иван услышал и еще более померк. – Ведь... Прошлое из памяти не сотрешь.
Иван на это тонкое замечание промолчал. Они с сыном ночевали в разных номерах. И поэтому сразу после окончания ужина разошлись по своим номерам.
Константин рухнул на кровать не раздеваясь. Он был уверен, что отец сейчас, за стеной, тоже лежит поверх чистых одеял и думает, думает, думает...
Утром все были на мемориале. Альфред молча возложил цветы; минут пятнадцать назад это сделали и президенты обеих стран. У Ивана вновь выступили слезы на глазах, но не пролились. Лишь глаза подозрительно ярко сверкали на солнце. Лицо было бесстрастным, но Константин знал своего отца слишком хорошо, чтобы уверенно сказать о том, что он всегда терпит боль, в том числе и душевную, молча. Или топит горе в алкоголе, как обычно бывает в “святые даты” наподобие девятого мая. Вместе с Гилбертом.