После присяги Виллемина принимала послов.
Пожилой мужик из Междугорья преклонил перед ней колена, как средневековый рыцарь, целовал ей руки, говорил: «Я верю, что Творец не оставит вас, белая государыня: мы все за вас молимся», а дипломаты помоложе принесли две корзины с прекрасными и грустными белоснежными хризантемами. В зале запахло тревожной осенью.
Островитяне выразили соболезнования, но ни то ни сё. Просто по этикету. Милый дедушка из страны Девяти Озёр расчувствовался и всплакнул, рассказывая, какая для девятиозерцев это тяжёлая утрата. Миссия из Святой Земли надеялась на лучшее и уповала на Вседержителя. Добрые и умные златолессцы догадались пожелать Виллемине здоровья и сил – и ей, и будущему принцу, который должен воплотить в себе все сокровища души. Вильма даже сумела улыбнуться.
Зато щеголеватый типчик из Перелесья, во фраке с такой же хризантемой в петлице, кудрявый и усатый, глядя на Виллемину томными глазами, сказал: «Прекрасный государь Рандольф шлёт свои глубочайшие соболезнования вам, леди, и пожелания скорейшего и полнейшего выздоровления его величеству Эгмонду, своему племяннику. Мы все надеемся сердечно, что вскоре он сможет избавить ваши хрупкие плечи от непосильного бремени власти, государыня-регентша».
Сукин сын.
К концу приёма я убедилась, что среди дипломатов нет ни одного даже с намёком на Дар и что я сама в дипломаты не гожусь. У меня язык чесался сказать что-нибудь доброе перелесскому усачу – и, если бы от меня ждали речей, я бы точно сказала. И не «очень признательна, мессир», как Вильма.
Дипломатов было много, потом был чудовищный траурный обед, на котором жевало слишком много всякого неприятного народу, но в конце концов всё кончается. Я надеялась, что Вильме можно будет пойти отдохнуть, но Раш спросил, не поможет ли государыня утвердить смету на похороны. Вильма еле заметно вздохнула и сказала, что считает необходимым уладить все дела как можно скорее.
Вот тут меня и поймал Броук. Сказал, что в обществе канцлера, в охраняемом рабочем кабинете государыне ничего не грозит, – и предложил мне взглянуть на казематы.
Ах ты ж, Отец наш Небесный, я же с детства обожаю казематы!
Как раз вовремя.
Но Броук здраво напомнил, что скоро похороны, что возможны любые провокации, беды и гадости – и если мы успеем найти надёжных людей и прикрыть возможно больше пространства, то честь нам и хвала.
Прозвучало очень здраво, я не нашлась что ответить.
И не разочаровалась, когда пошла с Броуком. Устроено было просто замечательно.
Из главного корпуса туда вела галерея, а потом узенькая потайная лесенка. Получилось, что казематы – с внутренней стороны служебного корпуса, вернее между ним и зданием Большого Совета, можно попасть и из Совета, и из Дворца. Под землёй. Каменный мешок: несколько камер, запирающихся решётками или стальными створами, выходят в круглый зал, который, наверное, использовался для пыток или просто допросов, а для моей мастерской подходил просто идеально. Тяпка, которая весь день изображала заводную игрушку, впервые радостно побегала, обнюхивая все углы: тоже устала от церемониалов, бедняжка.
И я в полном восторге продиктовала Броуку, что мне здесь нужно.
Не мелочась. Подробно описала, какое зеркало, какие стеллажи, какой рабочий стол, какое что. А под конец сказала:
– Если у вас есть на примете приличный механик – часовщик или кукольник, я бы с ним познакомилась. Мне может понадобиться помощь.
В общем, мы покончили с делами, когда уже совсем стемнело.
Ужин нам подали на двоих, в маленькую гостиную Вильмы. Наверное, вкусный, но я осилила только стакан подслащённого молока, а Вильма надкусила и отложила яблоко.
– Нам не повезло сильнее, чем я думала, – сказала она. – Нужно иметь силу тренированного бойца, чтобы всё это выдержать, а мы… Мне даже спать не хочется, мне хочется только реветь. И тошнит.
– Королева должна быть крепкой телом, – сказала я. – И я тоже привыкну.
Вильма кивнула ласково:
– Конечно, привыкнешь. И я привыкну: нам деваться некуда… зато расстановка сил при дворе у нас перед глазами, как разложенный пасьянс, правда?
– О чём ты? – спросила я.
– Перелесье не желает видеть меня на троне, – сказала Вильма и махнула рукой. – Ничего нового, но… откровенно так… От партии Леноры ничего доброго ждать не приходится, а партия сильная. И Хальгар – ненадёжный союзник… Зато благородный мессир Норф – ох, как я рада была его видеть! Он старый друг моего отца.