– Междугорец?
– Да. Он назвал меня белой королевой, – Вильма улыбнулась. – Меня нельзя так называть, Карла, дорогая: «белая королева» значит «вдова на троне». Думаешь, он ошибся случайно?
Меня это ужасно развеселило. Я даже выпила ещё молока.
– Не думаю, – сказала я. – Уверена, что нарочно.
– Девичьи мечты, девичьи мечты, – зевнула Вильма и потянулась. – Кажется, я всё-таки усну. Если рядом с тобой: так безопаснее.
А Тяпка устроилась у нас в ногах – как всегда.
На следующий день Виллемина спала долго – и я запретила её будить. Большой Совет назначили на три часа пополудни, времени ещё предостаточно, а на живых людях не годится ездить верхом, да ещё и пришпоривать, даже если они королевы. В конце концов, когда-то надо отдыхать.
Но я проснулась привычно рано – и день для меня начался очень бодро. Мне принесли кавойе со сливками, булочки с карамелью и целую пачку подшитых дел из жандармского управления и Тайной Канцелярии, под грифом «оставлен в подозрении».
Дела потенциальных некромантов. Чтобы я разобралась, кого приглашать в каземат побеседовать о совместной работе, кто мошенник, кто псих, а кого просто оклеветали.
– Ведь нет смысла тянуть всех подряд, верно? – сказал мне Броук. – А то мы и до Новогодья не управимся: кандидатов чересчур много.
– Я разберусь, – сказала я самонадеянно, и Броук ушёл, оставив меня с историями наших потенциальных союзников.
Уже через четверть часа я поняла две вещи: в Прибережье пишут невероятное количество доносов, а наш покойный государь был вовсе не тираном и не параноиком. Жандармерия не реагировала на все эти вопли негодующей общественности: их только аккуратно подшивали в стандартные папочки.
«Держит четырёх чёрных котов» – да хоть десять, при чём тут некромантия? «Замечен в склонности приходить с этюдником на кладбище и рисовать склепы и надгробные памятники» – вот какой некромант в здравом уме будет заниматься такой ерундой? Это же просто мода – как нарисованные под глазами синяки и черепушки на подоле… «Проклял соседа, и упомянутый сосед спустя месяц сломал ногу. Позднее открылась костоедица, и несчастный умер, не прожив и полугода после проклятия» – какой-то криворукий неудачник, а не некромант. Впрочем, это, я думаю, просто несчастная случайность. Совпадение.
Через час чтения у меня голова распухла от клеветы, вранья и глупостей. Среди доносов попадались красочные, как бульварные романы. Мне запомнился какой-то тип, к которому «приходила призрочная дама в вызовающем костюме, пошатовалась и хихикала». Откладывать для Броука было решительно нечего.
Проснулась Виллемина, пришла ко мне за стол в одной рубашке и нижней юбке, взяла булочку и заглянула в открытую папку:
– О! «Бормочет себе под нос на непонятном языке»! Прелесть какая!
– Всё это – просто мелкие гадости, которые кто-то пытается делать соседям, – сказала я с досадой. – Знаешь, не найдём мы тут некромантов. Представь: в детстве бедолаг с заметным клеймом бросают в лесу или в колодец. Чудом уцелевшие счастливцы ещё детство должны как-то пережить: между прочим, коклюш, тиф и корь действуют на некромантов так же, как и на всех других детей. Потом они подрастают, начинается всякая любовь-морковь – а у парней это сносит чердак вместе с гвоздями… Много ли после всего этого остаётся? В общем, уцелевшие делаются донельзя осторожными. Не шляются по кладбищам, не бормочут, не орут проклятия на всю улицу, не цепляют призрачных девиц лёгкого поведения, а если им хочется котика – заводят рыженького…
– Знаешь что? – улыбнулась Вильма. – Попроси Броука принести личные дела только тех, у кого есть заметное клеймо тьмы. Так будет и быстрее, и надёжнее.
– Прекрасная государыня, ваш светлый гений освещает мой тёмный жизненный путь, – хихикнула я. – Похоже, ты сейчас придумала единственный более или менее годный способ.
Я не иронизировала: такой подход и впрямь давал надежду.
Броук получил новые инструкции, а нас одели для участия в Большом Совете. В одинаковые траурные платья, но Вильму – в белое, меня – в чёрное, и выглядели мы рядом как ангел и смертный грех.
Впрочем, к этому я уже успела привыкнуть.
Раш написал для Вильмы речь. Её нужно было прочесть в Большом Совете перед всеми этими придворными работягами: министрами, чиновниками, дипломатами и ещё целой толпой всякого народа. После Совета планировались обед с роднёй, которая считалась ближним кругом, и встречи с делегациями из провинций, которым Раш предложил не читать речь, а пересказать своими словами, покороче.