— Я присягал государыне Виллемине, — сказал Гурд. — А Тарин присягал ей заочно. Леди Карла, скажите: как здоровье государыни? В Перелесье ходят чудовищные слухи.
— Государыня пребывает в искусственном теле, — сказал Валор. — Как я… хотя тело государыни много совершеннее. Она привыкает — и мне представляется, что чувствует себя недурно.
— Да всё уже хорошо, — сказала я. — Государыня назначила большой танцевальный вечер на Дора и Далерию, только что мы об этом разговаривали. Говорите о важном, мессир Гурд, да быстрее, пока зеркало держит эликсир.
Гурд облегчённо вздохнул.
— Слава Богу, государыня жива, — сказал он. — Хоть так… А о зеркале не беспокойтесь. Это новая формула. Мой друг Тарин — одарённый алхимик, он усовершенствовал формулу Ольгера.
— Жаль, — восхищённо сказал Ольгер у меня за плечом, — что работает только на больших зеркалах. Зато даёт потрясающую чёткость — и беседовать можно долго. Мэтр Тарин заменил соль Чёрного Льва окислом Клинка Луны в растворе тройной перегонки, идея просто потрясающая…
— А что, — перебила я, — мэтр Тарин — не только алхимик же?
— Да, леди, — сказал Тарин неожиданно молодым голосом и ухмыльнулся, обнажив неожиданный и совершенно нечеловеческий клык, торчащий слева внизу из челюсти, как у кабана. — Не только. Даже, можно сказать, ещё и алхимик, потому что это не главное. И специалист по чернокнижию, леди.
— И это самое главное, то, для чего вы меня позвали, — кивнула я. — Гурд вас прячет, мэтр Тарин?
— Мессир меня спас, — снова ухмыльнулся Тарин, и я снова подумала, что у него должны быть своеобразные родственники. — Я обязан ему — и королеве Виллемине, очевидно, раз она принимает участие в некромантах. Поэтому я хотел бы рассказать вам кое-что важное. Мессир расскажет графу Ирвингу то, что ему полагается рассказывать графу Ирвингу, а я хочу рассказать и показать кое-что лично вам, леди. О вас говорят как о серьёзном специалисте в чернокнижии, хоть вы ещё девочка…
— Ладно вам, — оборвала его я. Ещё рассказывать мне будет, что я деточка в сопельках. — Хотели рассказать — не тяните время, у меня его мало.
Тарин на миг вышел из поля зрения, а на лице Гурда отразилось болезненное омерзение, такое, что аж краска ушла — будто сейчас его вырвет. Я ещё успела подумать: ну не к своему же товарищу-некроманту он так относится, только что нормально же беседовали, — и тут Тарин вернулся и сунул в самое зеркало то, что принёс.
Гурд отшатнулся на той стороне, а на нашей Ирдинг кинулся прочь, зажимая рот платком.
— Ой, да… — протянул Ольгер, как простонал.
— Хм… — Валор, наоборот, шагнул ближе, чтобы рассмотреть. — Впору радоваться, леди и мессиры, что искусственное тело не знает тошноты…
Я ему позавидовала. Я думала, меня сейчас вывернет прямо рядом с зеркалом. Я восхитилась самообладанием Тарина, который держал это в руках.
Я бы, наверное, не смогла.
У него была большая банка из толстого стекла — есть такое толстое закалённое стекло, из которого делаются витрины в ювелирных салонах и некоторые штуковины для алхимиков. На этой банке чёрной тушью были нарисованы закрывающие значки, а на её дне, мне показалось, — какая-то очень подробная звезда, серьёзнейшая защита.
Внутри банки, скорчившись, сидел серый зародыш. Я просто описать не могу, насколько сильное омерзение вызывала эта тварь: её башка с зачатками ушей, какое-то потёкшее, будто нагретый воск, лицо, рахитичные ручонки, шары суставов… Я очень спокойно отношусь к разным существам, которые кажутся другим противными, — и к крысам, и к разным морским созданиям — но при виде этого мне немедленно стало муторно.
И очень, очень захотелось посоветовать Тарину бросить банку в огонь.
Я еле взяла себя в руки.
— Это детёныш, да? — спросила я, борясь с подкатывающей тошнотой.
И Валор спросил, почти в один голос со мной:
— Оно ведь ещё живо? Оттого на сосуде защита?
Тарин, осклабившись так, что на подлёте мухи дохли, постучал по банке ногтем. Тварь дёрнулась и лупнула громадными и бессмысленными жёлтыми глазищами.
— Оно не живое, — сказал Тарин. — И оно не детёныш. Оно — зародыш, приготовленный для использования. Осталось только вырастить, а это дело минут.
— Боже мой, — пробормотал рядом со мной Ольгер. — Я это ощущение помню. Их делали там, в Зелёных Холмах… вернее, я думаю, их там разрабатывали… испытывали…
— Погодите, — попыталась вставить я, — так ведь… это что, не лесная тварь?
— Это овеществлённое проклятие, леди, — сказал Тарин. — Просто телесная оболочка для злобного посыла. Перелесское чернокнижие, древнее: так в старину чернокнижники расправлялись со своими врагами. И сейчас какая-то умная голова при дворе Рандольфа добралась до древних рецептов… и это, вот это, изготавливают практически фабричным способом.