— Иди, — почти приказал Клай.
У Барна, кажется, отлегло от сердца — и они с Фрейном удалились. А мы пошли туда, в секционную.
Зрелище нам предстало из ряда вон выходящее. Я почему-то ожидала увидеть только Норвуда и призраков, а там оказалась просто толпа народу. Большой светлый зал, освещённый электрическими шарами на потолке, был оборудован так, что анатомический театр в Королевской Медицинской Академии позавидовал бы. Шикарные мраморные столы со стоками, в полу под каждым — тоже сток, столики для инструментов, дополнительные лампы над каждым столом — рассмотреть любые мелочи. Я вспомнила, как противно было после вскрытия даже смотреть на деревянный стол в Жандармском управлении, и порадовалась за тех, кто тут работал.
Они возились с несколькими телами, духи толпились рядом, а Норвуд, в белом халате поверх жандармского офицерского мундира с черепом на рукаве, так лихо координировал процесс, будто был взрослым юношей, а не одним из наших деточек.
— Это мэтр Галор из дома Тихой Зари, — говорил Норвуд о трупе с разбитым черепом и изуродованным лицом и уточнял у духа: — Правильно?
— Да, мессир, — соглашался дух.
Пока медики срезали одежду с тела, молодой парень в белом халате и резиновом фартуке поверх него наносил какую-то белую мастику на исковерканное лицо:
— Какой у него нос, Норвуд?
— Мэтр Галор, у вас прямой нос был? — уточнял Норвуд у духа.
— Прямой был, — очень убедительно отвечал дух. — Красивый был. Вот как мэтр скульптор лепит: прямой и не очень длинный.
— Вы правильно делаете, Рауль, — кивал Норвуд. — Как раз такой длины.
— А подбородок был с ямочкой? — спрашивал Рауль.
— Небольшая ямочка, — уточнял дух. — Брился я чисто.
— Маленькая ямочка, вот тут, — показывал Норвуд. — Без щетины, без бороды, гладко.
— Норвуд, отвлекись! — окликнула я.
Он обернулся и просиял:
— Ой, леди Карла, Клай! Клай… — и снизил тон. — Ух ты ж, как тебе досталось… Леди Карла, вам ведь нужна помощь, да?
— Скульптор, — сказала я. — Чтобы лицо Клая реконструировал, как и у этого мэтра. И снял маску. А то похоже не будет.
— Я бы обошёлся… без сходства… — хрипло возразил Клай.
— Зря, — сказала я. — Милый был.
И он сжал мне клешню ладонью:
— Ладно… пусть маску.
Скульптор подошёл. Он был старше Глены — и он выглядел таким спокойным, что одно удовольствие смотреть. Аккуратный такой парень с маленькими усиками, с высоко зачёсанной чёлкой — как обычно ходят всякие работяги от искусства: уличные художники, студенты Курсов Живописи, ребята, которые учатся в Королевской Консерватории, — ломовые лошадки прекрасного.
Не богема. Богема — она вызывающая.
Он принёс жестяную банку с белой мазью.
— Это гипс, что ли? — спросила я, заглянув. — Непохоже.
Рауль протянул банку:
— Нет, леди. Это восковой состав, очень удобная штука. Легко лепится, хорошо на коже держится, потом гипс от него замечательно отходит, а если и останутся кусочки — можно нагреть и вычистить. Идеально для изготовления формы начерно.
— Хорошая идея, — сказала я. — Ну давай тогда с живым закончим, а потом вернёшься к мёртвым… Или вот. Дай мне состава немного, а? Я тоже леплю. Клай — мой друг, я сама…
Рауль улыбнулся и отдал мне банку:
— Берите, леди Карла, у меня ещё есть.
Я кивнула ему благодарно, забрала состав и обернулась к Клаю — а Клай улыбался так, что треснул засохший угол рта:
— Восстановишь собственною ручкой?
— Собственной клешнёй, — фыркнула я. — Пошли.
Не хочу сказать, что медики и скульптор были такие уж невозможно любопытные. Просто мы с Клаем, наверное, выглядели уж очень… интересненько. Я не знала, куда деваться: на нас просто пялились, у них головы сворачивало в нашу сторону. Сразу ясно, что стоит начать работать — они соберутся вокруг, полюбоваться, что я буду делать.
Что. Злиться.
Я тормознула ближайшего медика, серьёзного мужика с кудрявой бородой:
— Э, мессир, тут же госпиталь в другом крыле… там ширм нет?
— Каких ширм? — не понял он.
— Да обычных, — я показала руками. — Вот таких, какими тяжелобольных отгораживают в городских больницах. Из реек и клеёнки. Есть?
И у меня прямо от души отлегло, когда мне такую ширму принесли и я отгородила один секционный стол в углу зала. И лампу зажгла.
— Как уютно, — просипел Клай. — Восторг!
— Молчи и ложись, — сказала я. — И тряпки снимай.
— Мне неловко, — выдал он и даже ухитрился изобразить ухмылку. Угол рта треснул заметнее.
— Некромант — всё равно что медик, — фыркнула я. — Думаешь, я мяса не видела?
Он был мёртвый — и я его очень хорошо чувствовала, вдвойне чувствовала, как Вильму и Валора, очень сильно. И он излучал такое… Смех и тепло — как свет. Его высохшее лицо выражало меньше, чем кукольное, глаза чуть не болтались в глазных орбитах — а я видела такое живое…