Девицы слушали потрясённо и восхищённо одновременно.
— Милая! — хмурясь, говорила уже взрослая дама, лет, видимо, тридцати и замужняя. — Это же слишком смело!
— Что вы, Гильфрида, дорогая! — хихикала Мельда. — Хотя… ну, быть может, и слишком смело, но это так восхищает Ланса… Он говорит, что я его механический ангел, что это так потрясающе современно!..
Ланс пил шипучку с офицерами — и я прямо-таки подкралась к нему из-за колонны: меня разбирало дичайшее любопытство, я хотела послушать, что говорит он. Вот прям не сомневалась ни секунды, что мессиры военные обсуждают ровно то же самое.
— … фантастические возможности, — говорил Ланс. — Её так терзало, что придётся отказаться от прогулок, от танцев — но, видите, мессиры, современная наука! Она порхает, как птичка. И в ней появилось что-то болезненно прелестное, такое трогательное… воин-куколка…
— Я слышал, мессиры, в такие протезы монтируют кости, — заметил один из его приятелей.
— Кости — если есть хоть какие-то задатки некроманта, — сказал Ланс. — Но у куколки их нет, так что — чистая механика, мессиры, механика и баланс. Особое соотношение частей.
— Говорят, — вставил другой офицер, — это почти безболезненно.
— Ну это — положим! — возразили ему.
— Моя малютка, конечно, очень сильна духом, — улыбнулся Ланс, — но вы полагаете, что она так непревзойдённо умело скрывает нестерпимую боль?
— Танцы, фехтование, верховая езда…
— О чём вы говорите, мессиры! Если сейчас могут сделать протез тела целиком!
— Даже если оторвёт голову — сделают фарфоровую?
— Лично вам, Бэррил, деревянную, и вы ровно ничего не потеряете, бру-ха-ха!
— Я вас покину, мессиры. Разносят мороженое, Мельда его любит, я хочу принести ей сам, — сказал Ланс и смылся развлекать невесту, оставив офицеров обсуждать услышанное.
Меня они позвали оба. Послали Жейнара гонцом — пригласили в соседний зал, где сидели на диване в нише и ели мороженое. Ланс встал мне навстречу, а Жейнар притащил и мне вазочку мороженого, даже с вишней, только мне решительно не хотелось.
— Не особенно люблю сладкое, — сказала я, и он, ухмыльнувшись, забрал себе ещё одну порцию.
— Дитя, ты лопнешь, — сказал Ланс. — Это уже четвёртая?
— Тебе точно плохо будет, — сказала Мельда.
— Не-а, сестричка, — Жейнар блаженно зажмурил единственный глаз и погладил себя по животу. — Мне будет очень хорошо.
Мельда прыснула.
— Разрешите представиться, леди-рыцарь, — улыбаясь, попросил Ланс. — Мы ведь до сих пор не знакомы, дивная дева. Ланс из дома Розовых Птиц, барон Чистоводский, к вашим услугам.
— Прошу садиться, мессиры, — сказала я важно. — Вы, барон, заслуживаете благодарности короны, мне кажется…
Так здорово объяснять мессирам офицерам, что корона ни за что не оставит их в беде, даже если на войне они будут ранены и изувечены — надо уметь, хотела сказать я, но меня перебили.
— За отвагу? — спросил Ланс невинно. — Ну да, жениться — не перчатку надеть. Нет, я морально готов положить к ногам прекрасной леди и меч, и штандарт, но у меня, леди Карла, трясутся поджилки. Я всё думаю: идти ли в храм завтра, без церемоний почти, лишь с родителями — и с вами, если вы соизволите согласиться, леди, или после победы, когда можно будет устроить праздник не менее пышный, чем этот бал… Сложно решиться.
— Завтра, — тихо сказала Мельда.
— Послезавтра я уезжаю, — сказал Ланс. — И наш медовый месяц превращается в медовый день. Меня печалит.
— Ну и что, — прошептала Мельда.
— Не заставляй, — сказал Ланс. — Леди Карла, ради всего святого, объясните куколке!
— Ну уж нет, — сказала я. — Объясняй сам.
— На фронт, — сказал Ланс. Он разом перестал ломаться и пытаться всех смешить. — Раз — и ты вдова…
— А ты вернись, — еле слышно сказала Мельда. — Любой.
— Твой фарфоровый рыцарь, ага. А дети?
— Вот! — вдруг радостно воскликнула Мельда. — Завтра!
Так меня пригласили на свадьбу — на такую скромную свадьбу, что и думать о ней было странно: дочь самого Раша — без свадебного пира, второпях…
Чтобы осталось больше времени на медовый день, подумала я. Невеста офицера. Принадлежат Предопределённости, оба. В такт моим мыслям, в паузе, сделанной оркестром, я услышала, как кто-то из приятелей Ланса поёт в соседнем зале новый и уже модный романс, аккампанируя себе на рояле:
— … Ты спрячешь письма в сундучок с вещами,
Задвинешь под походную кровать
И будешь имя повторять ночами,
А утром — воевать.