Тяпка немедленно ткнулась носом ей в ладонь и принялась вылизывать: Тяпка уж точно всё понимала, но не могла сказать.
Валор поднял палец:
— Прошу минутку внимания. Итак, мы имеем кадавров… не таких, впрочем, какие были у вашего великого предка, ваше прекраснейшее величество. Те были очень примитивные. Сколько я могу судить, их ноги крепились к туловищу, набитому опилками, четырьмя довольно грубыми шарнирами, и двигалась эта конструкция, как карусельная лошадка… даже, пожалуй, менее удобно. Размеренными механическими рывками.
— Мой предок не отличался любовью к комфорту, — заметила Виллемина с улыбкой в голосе.
— Скорость и неутомимость кадавра были для него важнее, — согласился Валор. — В нынешнем веке это уже не пройдёт. Мэтр Фогель предполагает анатомически правильную конструкцию, позволяющую естественные аллюры, которыми передвигается живая лошадь. Это для фарфоровых воинов должно быть много удобнее и привычнее…
— Валор! — не утерпела я. — Как простой парень вообще тронет с места это чучело? И зачем? Вот объясните: зачем?
— Как — я не знаю, конечно, — вдруг выдал всё это время молчавший Ольгер, — но уж зачем… Ну как это «зачем», леди? Идеальный транспорт. Не надо кормить или заливать горючее. Пройдёт по практически любой местности. Скорость… Отличная машина!
— Да, — сказал Валор. — Мотор по бездорожью не пройдёт, велосипед тоже. Даже это новейшее изобретение — смесь велосипеда с мотором, на бензиновом ходу. Помножьте это на скорость кадавра, дорогие друзья. Никакое живое существо, в естественном теле или в искусственном, мы так не разгоним. Предполагаю, что сумею разогнать лошадь-кадавра до скорости паровоза.
Жейнар присвистнул, взглянул на Виллемину и покраснел. Виллемина хихикнула:
— Да, мне тоже хочется свистнуть, но я никогда не умела.
— Знаете, что! — вспылила я. — Это всё прекрасно, конечно. И скорость паровоза, и аллюры — всё это просто чудесно! Но я так и не поняла, зачем это простым солдатам! Вы с Фогелем можете хоть крылья присобачить этим лошадям — фарфоровые ребята всё равно не смогут их сдвинуть. Карусельные лошадки! Игрушечные коньки! Ну некромантам — я понимаю…
— Вы по обыкновению слишком торопитесь, деточка, — сказал Валор. — Я ведь говорил о следах души в костях. В том числе — и в скотских костях. Кадавры Дольфа совершали довольно сложные действия, удаляясь от него на изрядные расстояния, а управлял он ими как раз так. Приказом, внедрённым в след души.
— Всем лошадиным кадаврам один и тот же приказ не отдашь, — сказала я.
— Безусловно, — сказал Валор. — Придётся приказывать каждому в отдельности. Конкретно: реагировать на приказы одного конкретного человека. Определённого фарфорового бойца, дорогая моя деточка. Кадавр станет его личным средством передвижения: ни угнать, ни увести. Предполагаю, что связь нужно будет закрепить на голос и прикосновения. Рука на узде, шпоры, прикосновения коленями — и команды.
— Фантастика! — радостно заорал Жейнар. — Мессир Валор, можно попробовать? Мне, а? Вместе с вами, конечно, с вашими советами, но — как бы я хотел! У меня, знаете, столько мыслей! И я, знаете, это ведь умею!
— С позволения государыни — я бы вам это поручил, Жейнар, — сказал Валор. — Работа должна доставлять радость, а вас перспектива возиться со следами памяти на лошадиных костях, кажется, не огорчает.
— Абсолютно нет! — заявил Жейнар. — Восхищает. Сейчас же поеду к Фогелю. Но вот что меня огорчает, так это то, как мир испортился. И люди измельчали. Вот раньше-то — великолепнейший государь Дольф! Р-раз! — и поднял армию! Да не просто так, а через следы памяти! И они — как железные опилки вокруг магнита! Вот бы сейчас так… — он сокрушённо вздохнул. — Поднять кладбища, двинуть мёртвую рать на врага… эх… Изнеженные мы стали. Поднять дохлую лошадь или ворону — целое дело…
— Ничего себе! — фыркнула я. — Ты видишь искусственным глазом через призрак потерянного, мелкое хамло! Мы людям жизни спасаем протезами тел! Да в старину это никому и во сне не снилось! Ну, положим, мы мёртвые армии не двигаем. Но что, у нас так уж мало возможностей?
— Наш драгоценный мессир Жейнар огорчается, что я — не великий государь Дольф, — хихикнула Виллемина. — Как я вас понимаю, дорогой! Меня это тоже огорчает.
Смутила его до слёз — Жейнар принялся целовать ей руки и бормотать, что вовсе не это имел в виду. А Вильма гладила его по голове и грустно говорила:
— Ах, милый Жейнар, не стоит извинений! Я ведь ровно того же мнения, что и вы, мой друг.
24
В том году мы не заметили, как наступила весна.