— Я бы обошёлся… без сходства… — хрипло возразил Клай.
— Зря, — сказала я. — Милый был.
И он сжал мне клешню ладонью:
— Ладно… пусть маску.
Скульптор подошёл. Он был старше Глены — и он выглядел таким спокойным, что одно удовольствие смотреть. Аккуратный такой парень с маленькими усиками, с высоко зачёсанной чёлкой — как обычно ходят всякие работяги от искусства: уличные художники, студенты Курсов Живописи, ребята, которые учатся в Королевской Консерватории, — ломовые лошадки прекрасного.
Не богема. Богема — она вызывающая.
Он принёс жестяную банку с белой мазью.
— Это гипс, что ли? — спросила я, заглянув. — Непохоже.
Рауль протянул банку:
— Нет, леди. Это восковой состав, очень удобная штука. Легко лепится, хорошо на коже держится, потом гипс от него замечательно отходит, а если и останутся кусочки — можно нагреть и вычистить. Идеально для изготовления формы начерно.
— Хорошая идея, — сказала я. — Ну давай тогда с живым закончим, а потом вернёшься к мёртвым… Или вот. Дай мне состава немного, а? Я тоже леплю. Клай — мой друг, я сама…
Рауль улыбнулся и отдал мне банку:
— Берите, леди Карла, у меня ещё есть.
Я кивнула ему благодарно, забрала состав и обернулась к Клаю — а Клай улыбался так, что треснул засохший угол рта:
— Восстановишь собственною ручкой?
— Собственной клешнёй, — фыркнула я. — Пошли.
Не хочу сказать, что медики и скульптор были такие уж невозможно любопытные. Просто мы с Клаем, наверное, выглядели уж очень… интересненько. Я не знала, куда деваться: на нас просто пялились, у них головы сворачивало в нашу сторону. Сразу ясно, что стоит начать работать — они соберутся вокруг, полюбоваться, что я буду делать.
Что. Злиться.
Я тормознула ближайшего медика, серьёзного мужика с кудрявой бородой:
— Э, мессир, тут же госпиталь в другом крыле… там ширм нет?
— Каких ширм? — не понял он.
— Да обычных, — я показала руками. — Вот таких, какими тяжелобольных отгораживают в городских больницах. Из реек и клеёнки. Есть?
И у меня прямо от души отлегло, когда мне такую ширму принесли и я отгородила один секционный стол в углу зала. И лампу зажгла.
— Как уютно, — просипел Клай. — Восторг!
— Молчи и ложись, — сказала я. — И тряпки снимай.
— Мне неловко, — выдал он и даже ухитрился изобразить ухмылку. Угол рта треснул заметнее.
— Некромант — всё равно что медик, — фыркнула я. — Думаешь, я мяса не видела?
Он был мёртвый — и я его очень хорошо чувствовала, вдвойне чувствовала, как Вильму и Валора, очень сильно. И он излучал такое… Смех и тепло — как свет. Его высохшее лицо выражало меньше, чем кукольное, глаза чуть не болтались в глазных орбитах — а я видела такое живое…
— Надеюсь на вашу скромность, леди, — еле выговорил Клай и начал стаскивать шинель.
Из рубахи я его вытряхнула сама: ему было тяжело расстёгивать пуговицы непослушными пальцами, суставы тоже начали ссыхаться. Я здорово удивлялась, что он, вместо того чтоб развалиться, превращался практически в мумию, — но всё поняла, когда увидела его нагишом.
— Обалдеть, — сказала я. — Ты меня поражаешь просто. Давно поражаешь.
— Я — молодец? — осклабился Клай.
Не то слово.
Он был вспорот секционным надрезом, от паха до грудины, и довольно грубо зашит суровой ниткой. И по тому, как выглядело тело, я поняла, что оно пустое: в животе Клая не было внутренностей, поэтому шинель и болталась на нём, как на скелете.
— Это Барн? — спросила я, показав на шов.
— Я сам, — хмыкнул Клай.
Ну да, подумала я. Кому поручишь себя выпотрошить. Это нужно, чтоб друг был совсем без нервов. Но идея — на грани гениальности: гнилостные процессы и распад Клай притормозил здорово.
— А потроха где? — спросила я.
— Выкинул, — сказал Клай и пожал плечом. — Не с собой же носить.
Логично.
— Внутри засыпал солью, — сказал Клай. — Парни добыли много. Так что не удивляйся.
— Да, — сказала я. — Ты молодец. Боли вообще не чувствуешь?
— Труп же, — ухмыльнулся Клай. — Нет.
— Хорошо бы, чтоб и не чувствовал, — сказала я. — Наверное, неприятно, когда тебя разбирают на части.
— Ты же разбираешь, — выдал он.
Я замахнулась, но удержалась, хотя подначка стоила подзатыльника вообще-то.
— Ладно, — сказала я. — Работаем.
Как я его лепила — я никогда ни до, ни после так не лепила. Я бы, наверное, так лепила Валора разве что, но не довелось — и я вложилась целиком. Я Клая лепила — но… ну… красивого Клая, Клая — если бы жизнь и смерть над ним так не поиздевались, идеального Клая, в общем. И перед тем, как снимать маску, показала ему результат в зеркало.