— Маша,— сказала она в трубку приглушенным голосом,— дай квартиру Ашаниной. Ну, что ж, что рядом. Так надо. Давай, давай. Секретарь обкома будет разговаривать.
За стенкой задребезжал звонок.
— Да!— раздался вслед за ним хриплый голос Хохлова.
— Хохлов?— тихо спросил Вересов.
— Я, Владимир Васильевич!— гаркнул за стенкой Хохлов.
— Ты знаешь о том, что станция села? Отключили завод? Или думаешь, что война кончилась, так и заводу не нужно работать? Тракторы нашей стране не нужны?
— Плохо слышу!— прокричал Хохлов.— Села? Не может быть!
— Вот тебе и не может быть. Почему сорвал торф?
— Дожди одолели, Владимир Васильевич! И сегодня льет, как из ведра! Май месяц для нас всегда — гибель!
При этих словах все посмотрели в окно. На небе не было ни облачка.
— А метеостанция говорит, что у вас тоже солнечная погода.
— Не слышу! Солнечная погода? Нет, Владимир Васильевич, ливень! Врет станция! Разве можно им верить, всегда обманывают!
— Когда выправишь положение?
— Не слышу! Положение? Да сейчас! Вот перед окном состав стоит!
И опять все посмотрели в окно. Состава не было.
— Сейчас, говоришь?
— Не слышу! Да, да, сейчас! Вон отправление дают! Слышите?
Хохлов, видимо, взял Фроськин свисток, потому что за стенкой раздалась резкая переливчатая трель.
— Ну, смотри, Хохлов, лишишься партбилета!
— Не слышу, Владимир Васильевич!
И вдруг Вересов не выдержал этой страшной игры, закричал, бросив трубку:
— Ах, ты, сволочь! Не слышишь?! Открой дверь!
И так как дверь на этот крик не открылась, кто-то из толпящихся в диспетчерской нетерпеливо и радостно схватился за ручку и сорвал крючок.
Перед нашими глазами предстал Хохлов. Растерянный, жалкий, он стоял возле постели и не выпускал из рук телефонной трубки. За его крутой спиной пряталась Фроська.
Кровь отхлынула от лица Вересова, и я подумал, что сейчас случится что-нибудь непоправимое.
Но Вересов лишь покачал головой и произнес с холодным презрением:
— Однако какой же ты негодяй! — Повернувшись к распахнутой двери спиной, бросил через плечо Хохлову: — Прошу, уйдите отсюда.
— Владимир Васильевич, я... мне...— сказал умоляюще Хохлов.
— Уйдите!..
Когда техкабинет опустел, Вересов сказал словно сам себе:
— Ничего у него в душе нет партийного.— И, оглядев собравшихся, произнес:— Я уверен, что парторганизация вынесет свой приговор: узаконит, что Хохлов фактически вне партии, он — не коммунист... Коммунистов прошу остаться — будем разбираться.
Я вышел на улицу, взяв с Калиновского обещание зайти к нам,— мне очень хотелось, чтобы они с Ладой понравились друг другу.
Все обошлось как нельзя лучше. Правда, когда Калиновский церемонно поцеловал ей руку, Лада немножко засмущалась, но уже через несколько минут чувствовала себя естественно.
Здесь, в нашей комнате, за стаканом чая, Калиновский дорисовал картину возвышения и падения Хохлова.
Комиссия, с которой приезжал сюда Игорь Владимирович год назад, возглавлялась хохловским приятелем. Как выяснилось сейчас, он систематически получал от Хохлова продукты и водку; посылки, отвозимые Шельняком в Москву, иногда весили по нескольку пудов. Поэтому комиссия приехала с заведомым решением отыскать в работе Хохлова несколько мелочей, а на остальное взглянуть сквозь пальцы. Жалобы, в том числе и моя, были спрятаны под сукно. Калиновскому, между прочим, показали тогда лишь письмо Дьякова, решив, что его замолчать нельзя, потому что оно написано секретарем партбюро и переслано из нашего обкома партии. С остальными жалобами он ознакомился совсем недавно, задним числом. Плохие бытовые условия, на которые он обращал внимание комиссии, были оправданы войной, с чем, как признался нам сейчас Калиновский, он согласился. Очевидно, Хохлов держался бы еще, если бы нынче, не обнаглев окончательно, не приписал к готовой продукции большое количество некондиционного торфа. Прямой и принципиальный человек, Вересов сделал запрос в главк и буквально сказал: «Какого черта вы проверяли Хохлова, а безобразий не заметили?» После этого и начал раскручиваться весь клубок.
— Вот, собственно, и все,— сказал Калиновский.— Грязная история, и о ней не хочется вспоминать. Лучше поговорим о вас. Чем вы думаете заняться, Лада?
Поставив на стол миску с картошкой, Лада прижалась ко мне и ответила:
— Я буду заочно продолжать учебу в институте. И работать. Саша обещал меня устроить счетоводом.
— А по специальности ничего подходящего нет? Например, библиотекарем?— спросил Калиновский.— Может, стоит подумать об этом?