Через день, вернувшись с работы, я заметил, что Лада хитро поглядывает на меня.
Она ходила по комнате, накрывая на стол, и беспечно напевала песенку.
Когда обед подходил к концу, она спросила:
— Слушай, Саша, очевидно, в школе ты числился в вундеркиндах?
— Нет. А что?
— У меня такое впечатление, что до войны твои портреты печатали в газетах каждый день.
— Ах, ты об этом? Ну, как же. У меня полон чемодан вырезок.
— Ну, тогда все понятно,— вздохнула она притворно.
Продолжая есть, я поглядел на нее и спросил:
— Тебе хочется полюбоваться моими портретами?
— Да нет, зачем, когда ты сам передо мной.
— А то я хотел съездить на дрезине в город—взять в камере хранения мой чемодан.
— Слушай, притворщик, ты в самом деле ничего незнаешь?— рассмеялась Лада.
— В каком смысле?— спросил я осторожно.
Она бросила вилку, вскочила со стула и повернула мою голову к простенку. Там висела вырезанная из газеты фотография, на которой я узнал себя.
Продолжая начатую игру, я сделал вид, который должен был говорить: «Для меня это дело привычное», — и сказал равнодушно:
— Фотограф неважный. Видно, что дискобол ему позирует.
— Ах, хвастун ты этакий!— воскликнула она.
Я продолжал вести себя так, как будто это меня некасалось.
— Ну, прочитай, прочитай, —сказала она.— Вижу, тебе не терпится.
Она выдернула кнопку, расправила вырезку и протянула мне. Я отыскал абзац, посвященный моим рекордам, и прочитал его, затем прочитал весь отчет о соревнованиях и посмотрел на Ладу. Казалось, что она довольна больше меня.
— Удовлетворен?— спросила она, глядя на меня сияющими глазами.
Я задумался. Пожалуй, для ее настроения было нетак-то уж много оснований. Конечно, приятно видеть свой портрет в газете. Но рекорды могли оказаться лучше... Да и как им далеко до всесоюзных!
Я сказал об этом Ладе.
— Чудак! Главное, что ты добился своей цели. Ведь тебе предсказывали остаться инвалидом на всю жизнь... Ну, а насчет всесоюзных — все в твоих руках.
Она была верна себе — поддерживала меня.
— Помощница ты моя,— сказал я, кладя вырезку на стол, и взял Ладу за руку.
— Ты что задумался?— спросила она, взъерошив мне волосы.— Правда же, все в твоих руках. Тебя признали. У тебя сейчас будут помощники получше меня. Ты найдешь настоящих тренеров, литературу и все, что тебе надо.
Я вспомнил желчного худого судью и усмехнулся.
Но Лада оказалась дальновиднее меня — через неделю меня вызвали к телефону. Это была женщина, которая возглавляла соревнования,— как я узнал позже, председатель областного комитета физкультуры.
— Что же это вы исчезли, Александр Николаевич? — сказала она. — Мы включили вас в сборную, которая поедет на всесоюзные соревнования. Вам надо срочно приехать в город.
Мне было совестно идти с этой просьбой к директору, но он снова встретил меня радушно и пообещал дать отпуск.
Дальше все начало развертываться молниеносно. Я оказался в Москве на стадионе «Динамо», высмотрел настоящих метателей, познакомился с тренерами, занял шестое место по диску и девятое по ядру и неожиданно для себя был включен в предварительный список сборной СССР. Мое имя снова промелькнуло в газетах. Областной комитет физкультуры предложил мне переехать в город, пообещал тренерскую работу и квартиру.
Домой я вернулся немножко ошалелым.
Однако Лада встретила все это, как должное. Но о переезде сказала с сомнением:
— Думай сам. Только ведь ты инженер, кончал институт. Есть ли смысл менять любимую работу на должность инструктора физкультуры?
Я возразил осторожно:
— Но тебе бы хотелось жить в городе?
Она посмотрела так, словно видела меня впервые, и сказала холодно:
— Какая разница? Ведь я же и здесь с тобой.
— Там тебе будет легче учиться.
— Не понимаю,— произнесла она сердито,— ведь тебе не помешал Быстрянстрой победить всех живущих в городе?
Радуясь ее поддержке, я подумал, что и сам бы не смог расстаться со всем, что давно мне стало родным, И хотя меня засыпали вызовами, звонили по телефону, я отказался покинуть Быстрянку.
Не знаю, может быть, моя спортивная биография и замедлилась из-за этого, но ведь в нашей стране можно заниматься спортом в любом уголке, где бы ты ни жил. Условия для этого государство создает все. Я вскоре же почувствовал это на себе: в декабре комитет физкультуры, смирившись с моим упрямством, вызвал меня на сбор. На этот раз я столкнулся здесь не с тем желчным человеком, который гордился своим рекордом десятилетней давности, а с иными людьми. Мы подружились с тренером спортивной школы молодежи Иваном Ивановичем Кирилиным, пятидесятилетним майором в отставке. В прошлом разносторонний спортсмен, он был замечательным воспитателем. В первый же день сбора он пригласил меня к себе домой, и на протяжении месяца мы провели немало вечеров за разговорами. Своим участием в моей судьбе он напоминал мне Калиновского.