— ...Ты вся, как цветок,— шептал прерывающийся мужской голос.— Был бы я сильно учен, я бы стихи о тебе сочинял... Кожа у тебя нежная, словно лепесточек... Замерзла ты поди? Дай я тебя полушубком прикрою... Хорошо так?
— Хорошо... Очень...— отозвался задыхающийся от счастья девичий голос.— Слышишь, как сердце бьется? Это от того, что нежный ты...
— Как птичка... Сердечко маленькое, а стучит как...
На втором этаже хлопнула дверь, заскрипели ступеньки под грузными шагами.
— Идет кто-то, Сенечка,— шепнула испуганно девушка.
— Не бойся. Темно здесь — хоть глаз выколи.
«Семен Шавров?— удивился я.— Вот никогда бы не подумал, что он может так говорить. Мне таких слов не найти даже для Лады».
И вдруг вспыхнул луч фонарика и загремел голос Хохлова:
— Нашел место, где девку прижимать! А-а, да это ты, Шавров?! То и хватаешь выговора, что по ночам...— Хохлов бросил грязное слово.
В одно мгновение я представил, что он сказал это нам с Ладой. Волна ненависти захлестнула меня, и я в один прыжок очутился в подъезде.
— Как вы смеете?!— крикнул я.— Грязный вы человек!
Но Семен опередил меня и ударил Хохлова в скулу. Он бил его, задыхаясь от обиды, выговаривая рыдающе:
— Я с ней, как с цветком, говорю, а ты, сволочь, такое мне...
Девушка закричала испуганно:
— Сеня! Зачем ты! Оставь его!
Но я оттолкнул ее в темноту и присоединился к Семену.
— Люди любят!..— кричал я исступленно.— А ты!.. ты!.. Это ты от бабы ночью идешь!..
Хохлов закрывался руками, луч фонарика метался по бревенчатым стенам, потом погас; распахнулась дверь, бросив на нас свет. Семен ударил на прощание Хохлова по лицу, крикнул:
— Ша!
Схватил девушку за руку, и мы выскочили на улицу.
Облизывая разбитый кулак, задыхаясь, Семен сказал:
— Убил — не помешали бы.
Разглядывая меня в свете луны, произнес зло:
— Ну, Снежков, крышка нам завтра. Засудит. Есть свидетели... А за подмогу — спасибо.
Девушка, плача, обтирая снегом его окровавленное лицо, причитала:
— Сенечка... Желанный ты мой... Куда я без тебя?.. Цветик ты мой лазоревый...
К моему удивлению, в приказе, который утром написал Хохлов, было сформулировано, что мы с Семеном уволены за развал работы и наши документы передаются в военкомат. Ему, очевидно, показалось стыдно предавать случившееся огласке.
— Наше счастье,— сказал, посмеиваясь, Семен, когда начальник спецотдела Голомидов усаживал нас в сани, чтобы отвезти в райвоенкомат.
Я поддался на уговоры Семена и распил с ним в столовой бутылку водки. Потому что я не имел пристрастия к вину, я быстро опьянел, и мне все было сейчас нипочем. Я развалился в санях рядом с Семеном, который хватил водки еще до меня и сейчас разглагольствовал насчет того, что мы еще побываем в Берлине.
Я глядел на скучные спины возницы и Голомидова, который в портфеле вез наши документы, и думал, что, пожалуйста, господа доктора, вы говорили, мне не вернуться на фронт, а я — вот он... Пьяному, мне представлялся мой путь на фронт очень смешным, и я чувствовал, что глупая ухмылка не покидает моего лица.
Когда мы выезжали за поселок, Семен неожиданно приказал вознице остановить лошадь. Начальник спецотдела испуганно повернул к нам свое морщинистое лицо с обвислыми седыми усами и сказал:
— Ты брось дурить, Шавров.
— А я не дурю,— независимо отозвался Семен.— Я невесту заберу с собой.
С тротуара, проваливаясь по колено в снег, сбежала к нам девушка в полушубке и ярком полушалке.
— Садись,— сказал ей Семен, подвигаясь ко мне плотнее.
— Ты не дури, Шавров,— снова испуганно сказал Голомидов.
— Балда ты,— беззлобно отозвался Семен, усаживая девушку рядом с собой.— Мы еще вчера с Феней порешили: если под суд пойду,—запишемся с ней. Ребенок у нас будет, нельзя иначе. Она как молодая жена сейчас мне, судьбинка моя. Вот для того ее и в Раменку везу.— Он любовно обнял ее большой рукой за плечо.
А она смотрела на него с болью и восторгом.
— Трогай!— приказал Семен.
Голомидов покосился на нас и приказал вознице ехать. Феня, достав из узелка поллитровку, сказала счастливо:
— На дорогу вам с Александром Николаевичем взяла.
— Ты у меня молодец,— великодушно похвалил ее Семен и, взяв бутылку, распечатал ее о колено. Пригубив, протянул Фене, сказав:
— Выпьешь, Снежкову передай.
Голомидов покосился на нас, но, встретившись взглядом с Семеном, отвернулся, ссутулив острые плечи. Возница сидел невозмутимо.