— Шоглашен! — поддержал брата Дамон. — Штарик швяжалша ж дьяволом! Он наш превратит в жаб или в штервятников.
— Боже мой, что за дремучие суеверия! — Эшлин подавил раздражение, не желая портить себе вечер. — Повторяю, что заплачу двойную цену за голову этого индейца. Может, передумаете? Начинается оттепель. Если завтра уберете Тахому, я смогу наведаться в пещеру, и вы получите плату сразу за все. Вы разбогатеете! Разве это не славно? А так когда еще последует расчет…
— Нет, босс, — упорствовал Берл. — Мое слово твердое. Даже за все золото мира я не подниму руку на Тахому. Это не простой смертный.
— Ну и черт с вами! — Эшлин зевнул, убрал ноги со стола и потянулся. — Я сам обо всем позабочусь. — Он встал. — Разговор окончен. Я смертельно устал за эти дни! Двое суток почти без сна… надо отдохнуть.
* * *
Натали распахнула дверь сарая и сделала приглашающий жест.
— Блейз, дружище, добро пожаловать в этот дворец! Ты, конечно, проголодался? Иди-ка за мной!
Ее звонкий внятный голос донесся и в дом, где Кейн послушно лежал в постели. Он улыбнулся, расслышав лошадиное фырканье и то, как хлопнула дверь конюшни.
— Скоро оттепель, — первым делом заявила Натали, вернувшись.
— Откуда ты знаешь?
— Подул чинук.
— Чинук?
— Ну да, теплый и сухой восточный ветер. Это редкость в Скалистых горах. Странный ветер, который всегда приносит оттепель. Вот увидишь, к утру температура резко подскочит и ненадолго наступит обманчивая весна. Снег осядет, потекут реки
Натали обвязала бедра посудным полотенцем, закрутила волосы в тугой узел на затылке и взялась за стряпню. Простым, но бесценным удовольствием было следить за тем, как она хлопочет в крохотной кухоньке. Перепачканная в муке, держа миску на сгибе руки, она ритмично сбивала тесто для лепешек, и так же ритмично двигался ее небольшой круглый зад. Этому невозможно было не улыбнуться.
Когда все было готово, она гордо продемонстрировала Кейну поднос с плодами своих трудов.
— Пахнет вкусно, — сказал он, — и выглядит неплохо.
— Неплохо? — Натали засмеялась. — Да ведь это настоящие чудовища! — Она посмотрела на бесформенные, местами подгоревшие кругляши. — Мои первые лепешки за всю жизнь… не знаю, почему я за это взялась.
Сконфузившись, она поставила поднос на постель.
— Вот и хорошо, что взялась. Я не ел сдобных лепешек со времен детства. Мама часто их пекла. Признайся, ты догадалась, что я их обожаю!
Ужин прошел в мирном, разнеженном настроении. Кейн нахваливал лепешки и, чтобы доказать, что это не пустые слова, уписывал их за обе щеки. Натали снова вызвала его на разговор о прошлом и слушала опять завороженно, забывая есть.
— Да, это были золотые денечки… — вспоминал Кейн. — Все довоенное время, когда я был еще молод, кажется мне сейчас одним прекрасным и долгим днем. Мне нравилось путешествовать, и я объездил весь Юг: Новый Орлеан, Билокси, Пас-Кристиан, Гилпорт, Гибсон и еще много мест.
— И все они были прекрасны? Мне не доводилось заглядывать южнее Техаса, но я надеюсь когда-нибудь там побывать.
— В первую очередь на Миссисипи! — У Кейна заблестели глаза. — Тебе там понравится, клянусь. Зимы настолько мягкие, что можно обойтись теплой шалью, а лето знойное, влажное, вечера такие тихие, что небо кажется просто бархатным…
Заметив, что он снова охрип, Натали приложила палец к губам:
— Кейн, не увлекайся! К тому же тебе пора отдохнуть. Как думаешь, удастся тебе заснуть после такого?..
— Вряд ли, — признался он.
— Ну так хотя бы попытайся.
Натали поднялась, чтобы погасить лампу. Кейн удержал ее за руку.
— Огонь почти догорел, пора подбросить дров. Свет погасишь, когда я это сделаю.
— Только посмей вылезти из постели! — прикрикнула она. — Забудь про огонь, пусть себе догорает на здоровье. Пока дует чинук, он нам не понадобится. Утром тебе покажется, что мы чудом перенеслись на целый сезон вперед.
Натали погасила лампу, отошла к дивану и разделась, освещенная лишь едва заметным отсветом тлеющих в камине головешек. Оставшись в одной сорочке, она улеглась и свернулась под покрывалом в своей любимой позе — калачиком, подложив ладонь под щеку.
Это была первая по-настоящему ясная ночь после бурана, и в незашторенное окно струился лунный свет. Можно было рассмотреть лицо Кейна на подушке, контур его широких плеч под одеялами, закинутые за голову смуглые руки.
В течение долгого времени взгляд Натали оставался прикованным к этой картине. Потом луна зашла, и в комнате сразу стало темно, тем более что и угли в камине перестали тлеть.
Кромешная тьма жарко натопленной комнаты напомнила
Натали ночь в “Испанской вдове”. Тогда они с Кейном встретились и в ту ночь впервые любили друг друга…
Яркая в полной темноте вспышка заставила ее вздрогнуть. Кейн закуривал. Он проснулся или… или вообще не сомкнул глаз как и она. Возможно, все это время они думали об одном и том же…
Некоторое время Натали лежала не шевелясь, провожая взглядом тлеющий кончик сигары, который то разгорался от затяжки, то почти гас. Можно было с легкостью вообразить себе губы Кейна. Вот он подносит к ним сигару, затягивается, потом приоткрывает их, чтобы выпустить дым. Если присмотреться, можно увидеть их контур. Крохотный огонек все тот же, но огонь в крови разгорается жарче и жарче…