С хорватскосербского
Мирослав Крлежа (1893–1981)
Виноградная лоза
Лоза винограда растет некрасиво,
ползет она ввысь узловато и криво.
На лозах, проросших из грязи, из глины,
росистые грозди сияют невинно,
а корни, покрытые грязной коростой,
взбираются в гору усилием роста.
Лоза вырастает неспешно и немо
в слепом и прекрасном желании неба,
в желанье подняться, чтоб грозди сверкали
вином золотистым в прозрачном бокале.
1937
Письмо
Письмо словно бабочка: дрожью крыла
едва прикоснувшись, исчезнет в полете,
оставив дыханье пленительной плоти,
и липы в цвету, и шелков, и тепла.
Осыплется с пальцев дрожание строк
пыльцою цветочной, и в это мгновенье
слова из письма улетят, как виденье.
И вянет письмо, как поблекший цветок.
Наши воспоминания
Как в толще дерева, воспоминанья
кругами ширятся в теснинах плоти.
Как воду из колодца, достаете
виденья эти, спящие в тумане.
Но сердце глубину колодца чует.
Там прошлое живет, не убывая.
Воспоминанья, как вода живая,
виденьем затонувшим нас врачуют.
Уют забытых комнат в нас таится,
спят города, и мрак живет ненастный
и опочивших дорогие лица.
Во тьме сияет круг колодца ясный.
Видения на зов печали властной
взмывают, как встревоженная птица.
С сербскохорватского
Стеван Раичкович (р. 1923)
За униженье наших рук пустых…
За униженье наших рук пустых,
Что к свету тянутся и ждать не в силах,
Дай нам слова прозрачней смол густых,
Слова, что кровью заструятся в жилах.
И это слово страшное найди,
В глубинах плоти спящее безвестно, —
О нем напоминает гул в груди,
Как звон непролитой слезы небесной.
Найди слова, имеющие плоть
И сердце беззаветное, живое
Для всех, кому тоски не побороть,
Для всех, кто смолк с поникшей головою.
Найди слова прямее тополей.
Пустые руки наши пожалей.
Спящие
Тихо иди — ночью улице спится.
Не разбуди этой сказочной глуби.
Кто ж виноват,
Если в груди твоей прячется птица?
Только притронься рукою —
Слышишь, стучит, словно дятел
в дуплистом дубе.