— Если это чертова Библия… — ворчал Дадли.
Сняв печати, я медленно переворачивал листы.
— Это дневник, — ответил я. — В кожаном переплете.
Я сел и смотрел на него. На передней странице не было ни одной надписи. Листы побурели и пропитались сыростью, некоторые склеились вместе.
— Не сильно пострадал, Джон? Читаемо?
Я просунул лезвие между двумя страницами. Развернул. Взглянул на чернильные диаграммы и написанные каракулями пояснения к ним.
— Читаемо… надеюсь?
— Не спеши…
Присмотревшись поближе, я заметил, что некоторые записи были выскоблены, затушеваны и замазаны чернилами, будто в гневе. Я перевернул еще несколько листов — всего их было не более двадцати, часть страниц осталась пустой.
— Больше половины страниц занимают фрагменты карт. Некоторые расположены на двух страницах. А некоторые… — Я развернул книжку. — …сделаны в другом масштабе.
— Только о чем это все говорит?
— Не имею… — Я поднял глаза. — …ни малейшего представления.
— То есть умнейший человек в мире…
— Иногда на это уходят месяцы… даже годы.
— Но у тебя, конечно, есть это время.
— Погоди-ка…
Запись «Холм Михаила» нельзя было перепутать ни с чем.
Я заметил ее в правом верхнем углу страницы. И чуть дальше — «Аббатство».
Пододвинув ближе еще несколько свечей, я расставил их вокруг книги, будто в надежде на то, что сама их симметрия поможет истолковать смысл записей на страницах.
— Здесь план этой местности… какой-то ее части, во всяком случае.
— Карта сокровищ?
Я пожал плечами. Постепенно я разобрал названия мест: Гластонбери, прежде всего. Затем Меар. Стрелка указывала на Уэлс. На плане были обозначены холмы, дороги, река; волнистые линии явно подразумевали болото. В центре страницы была начертана окружность, внутри которой изображались фигурки — одни нарисованы грубо, другие выведены более тщательно. Символы — крест, колокол, маленький череп. Стрелка указывала на север.
Я присел и задумался. Дадли пристально смотрел на меня, будто ожидая начала объяснений, решения загадки.
У меня ломило руки. Мозг словно окоченел.
— Нарисовано рукой Леланда? — спросил Дадли.
— Похоже на его почерк. В моей библиотеке имеется несколько его рукописей. И я видел гораздо больше. Студентом писывал с них копии, когда изучал географию и картографию. И нам известно, что он работал с Кейт Борроу.
— Над планом этих мест? Как-то связано с его планом дорог?
— Здесь его путевые заметки.
Я снова медленно пролистал дневник. Слов было мало, и все — названия мест или топографические особенности: ручей, камень, живая изгородь, граница. И рисунки различных предметов.
— Работа не завершена. Только начальная стадия. Только скелет карты.
— Тогда почему Кейт Борроу так упорно ее изучала?
— Возможно, она тоже работала над составлением карты. Думала, что когда-нибудь он вернется.
— И потом он помешался рассудком?
— Перетрудился. Как говорят. Взвалил на себя неподъемную задачу составить карту всей Англии и описание ее топографии. Вникал в исторические подробности каждого холма и долины, каждой реки королевства… Его интересовало все, что можно отметить на карте. Он даже не представлял всей трудности своей задачи. И быстротечности человеческой жизни.
Я мог ему посочувствовать. Я и сам хорошо знал, что значит просыпаться средь ночи, в страхе осознавая краткость отведенного мне времени жизни и невозможность познания всего, что должно узнать. Неудивительно, что Леланд, как и я, тянулся к алхимии и астрологии в надежде, что помощь небес приведет нас к созданию эликсира.
— Может быть, он уже потихоньку сходил с ума, пока чертил свои карты, — предположил Дадли. — И уродовал их картинками для детей.
— Что?
— Разными зверушками.
Я недоуменно посмотрел на него.
— Ты издеваешься?
— Ладно, что видишь там ты? Смотри. — Дадли склонился к карте и начал водить по ней пальцем. — Вот пес… и птица с хвостом, как у павлина.
— Робби, — ответил я. — Лучше принеси пиво.
Леланд. Образованнейший человек. И хорошо знакомый с магией карт. Необъятные просторы суши и моря в уменьшенном виде нанесены на бумагу так, что наш глаз видит их будто бы с высоты. Как и я, Леланд изучал работы Платона и Пифагора, и, кроме того, труды Гермеса Трисмегиста Египетского.
Образованнейший человек. Доведенный знанием до помутнения разума.
Дадли вышел из комнаты и зашагал по коридору к пивному залу, оставив меня снова и снова перелистывать страницы в исступленном молчании. Наклонив книгу, я едва не подпалил тонкую бумагу в свечном пламени.