— Тогда еще нет, — ответил монах. — Нет.
— Может быть, вы узнали об этом позже? — Терять уже было нечего. — Быть может, после того, как обезумевший сын Файка вытянул сведения из конюха моего спутника? Довершив дело кровавым убийством?
Ответа не последовало. Я больше не видел его глаз, но продолжал говорить. Световые вспышки в бешеном танце снова ослепляли меня изнутри.
— Кому пришла в голову идея перенести мертвеца в аббатство и затем выдать оправданное целесообразностью убийство за ритуальное жертвоприношение? Я спрашиваю лишь потому, что увечья, нанесенные телу — как было бы представлено присяжным, если бы состоялся суд над Элеонорой Борроу, — явно требовали хирургических навыков. Определенных умений, которые, как я полагаю, были прекрасно знакомы молодому Мишелю де Нострадаму.
При этом первом упоминании полного имени старца мистическое свечение засияло во мне сильнее. Я словно вернулся в ту грозовую ночь, когда порошок видений завладел мною и я парил по воздуху, точно ангел по ночному саду. Я ухватился за каменный выступ за моей спиной, будто бы для того, чтобы удержаться на земле.
Наконец я услышал ответ.
— Я был и остался врачом. Врачом, который не совершает убийств. Во всяком случае… — Монах пожал плечами. — …не убивает намеренно.
— Это не совсем так, — ответил я.
Старик поставил подсвечник на прежнее место.
Я осмотрелся вокруг. На ближайшей к входу стене висело распятие, по обе стороны от которого были устроены ниши, занятые невысокими статуями. Вероятно, это были святые.
На алтаре стояла рака, и в воздухе чувствовался легкий аромат ладана.
— Кажется, вы замерзли, друг мой.
Монах был одет в сутану — весьма подходящая для этого дома одежда. Я злился на себя самого за то, что не сумел связать Нострадамуса с глухонемым братом Михаилом, пока не услышал его речь. В одном из писем, адресованных Борроу, старик подтверждал, что прибудет в месяце феврале и остановится у «нашего общего друга законника». Продолжение письма напоминало бессмыслицу, и я предположил, что это шифровка.
— Я очень торопился, покидая трактир, — сказал я. — Но незадолго перед уходом прочел ваше последнее четверостишье. Речь в нем, кажется, идет о королеве английской и костях Артура? Интересно, каким образом оно попало к Трокмортону.
Я зашел слишком далеко. Старик снисходительно улыбнулся. Теперь он знал, что мне известно не все.
— Доктор Ди, есть вопросы, на которые я не могу дать ответа. — Он прикоснулся к уху. — Я даже не слышу их.
— Много ли донесений о королеве Англии вы получаете?
— Я получаю то, что получаю.
— Однако вы, несомненно, представляете каждое из них вашим хозяевам при дворе. Полагаю, требуется их тщательное изучение перед публикацией?..
Мишель де Нострадам терпеливо вздохнул.
— Доктор Ди, — произнес он. — Не знаю, каким образом вы оказались тут в этот вечер, но я рад приветствовать вас, как своего собрата по науке… и, возможно, охотно побеседовал бы с вами о том, что нас сближает — об астрологии, алхимии, медитации, о научных вопросах. Однако я придерживаюсь золотого правила: государственные дела не для нас.
Его слова показались мне лицемерием, но я ничего не сказал.
— Проходите сюда. — Старик протянул руку. — Отдохните. Обещаю, здесь никто не потревожит нас. Ночью никто не приходит сюда, кроме меня.
Сбоку от алтаря из стены выступало каменное сиденье. Я уселся на камень, давая отдых усталым ногам. Благостная прохлада начала изгонять из меня вялость. Нострадамус сел на деревянный стул с подлокотниками и подвинул его так, чтобы быть напротив меня. Потом положил руки себе на колени.
— Я с сожалением узнал, что ваши таланты ценятся в вашей родной стране меньше, чем мои дарованья во Франции.
— Не уверен, — возразил я, — что наши с вами таланты равны.
Мой собеседник пожал плечами, подтянул рукава, чтобы обнажить руки, и я заметил, что монашеское облачение этого человека обманчиво. Сидящий передо мною человек не был монахом и никогда не служил Церкви.
— Что привело вас в эти края на самом деле? — спросил я.
— Вполне справедливый вопрос. На который вы сами дали ответ. Очарование ваших островов. Окно в прошлое, которое выглядит здесь немного не так, как в Европе. В особенности эти края… дают ощущение связи времен, недоступное нам. Здесь будто сохранилась связь с космосом, давно утраченная повсеместно.
— Вероятно, вы имеете в виду зодиак.
Теперь я был во всеоружии.
— Бог мой… — Нострадамус развел руками. — Когда я услышал об этом…