— А, Эрми… А этот где?
— Что, соскучился? — воительница спустилась в холл и пнула стоявшую в углу бочку. — Пойду воды натаскаю. Перед тем как влезть в новую броню, хочу смыть с себя всё, что касается севера.
Рэксволд вздохнул:
— Ну пойдём… Потаскаем… — он поднял взор к потолку и крикнул: — Эй, Шойсу! Айда вниз! Броню отрабатывать будешь!
К вечеру Алан хотел порадовать гостей похлёбкой с чесночными фрикадельками. К моменту, когда он выбрался из погреба с ящиком овощей, в холле, у стены, стояло уже пять бочек, к которым совершалось настоящее паломничество: его друзья с тяжёлыми вёдрами сновали через подпёртые камнями двери.
— Э-э-э… Вы чего?.. — юнец придерживал подбородком сладкий перец: вершину овощной горки.
— Самая деятельная взяла всех в оборот, — проворчал Рэксволд, выливая ведро в полупустую бочку. — Нос, видимо, оттаял окончательно. Обоняние прорезалось.
— А как ты хотел? — вошла в дом Лайла. — Одной ограничиться? Ты липкий, как паутина.
— Ну не тебе ж ко мне липнуть, — вяло усмехнулся тот. — Эрми не жалуется.
— Она не лучше. Из всех нас не потею лишь я и то считаю необходимым привести себя в порядок. Тем более до колодца рукой подать. Как и до лавки бондаря.
— Подумаешь, кровь северян в сапогах запрела… — ассасин побрёл к выходу, где только что пропала спина Джона. — В жизни нужно попробовать всё… У тебя даже вшей никогда не было…
— И не будет, — отрезала Лайла, опустошая ведро.
— Ясно… — посмотрев на переступившего порог Шойсу, белые волосы которого местами слиплись в сосульки, Алан тенью утёк на кухню.
Он сам последний раз мылся лишь по приезду в столицу. А потом столько дел навалилось. Придётся сегодня ополоснуться. Не то притопят. Определённо.
Закутанная в простыню Лайла стояла у окна. Глядела, как внизу, по улице, в вечерних лучах солнца прогуливаются прохожие. Наслаждалась благоухающим ветерком. Слушала, как щебечут скачущие по крышам птицы. В их мелодичное пение вклинился сухой скрип. Заложив за ухо сырую прядь, вампирша оглянулась на вошедшего в комнату Джона, что выжимал чёрные лохмы мокрых волос.
— Наверное, это прозвучит непатриотично, но мне здесь нравится, — улыбнулась она.
— Сложно не согласиться. Хотя тебе надо побывать на севере Эльтарона. Там тоже много цветов и изрядно теплее. Не Ардонэйзия, конечно, но всё же.
— Севере… Одно это слово ввергает меня в ужас.
Следопыт откинул волосы назад, приблизился к Лайле и обнял её:
— Всё закончилось… Никаких ледяных озёр. Никакого снега. Теперь нас ждут насыщенные заботами солнечные деньки и, — он скосил глаза на полуторную кровать, — жёсткая койка по ночам. Судя по всему, Алан прикупил чью-то попытку устроить гостиницу. Немудрено, что с такими кроватями она прогорела. Просто пыточная для боков. На фоне этого и земля периной покажется. Ну вот. Ты улыбаешься. Уже хорошо. Сказать по правде, засни я вчера на битых стёклах, не заметил бы. Кстати, как прошло купание в холодной воде?
Лайла вновь посмотрела на прыгавших по крышам пёстрых птиц:
— Девушке из высшего света не пристало выражать эмоции такими словами.
— Понятно, — усмехнулся Джон.
— Все пошли отдыхать?
— Да. Разбрелись по комнатам. Рэксволд что-то там наутро опять придумал. Затейник неуёмный.
— Значит, пока мы предоставлены сами себе… — задумчиво констатировала вампирша. — А дверь на крючок ты закрыл? — она чуть попятилась: прижалась изящными формами к окутанным полотенцем мускулистым ногам.
— Ты не поверишь… — Джон нежно отодвинул каштановые локоны с её виска и прошептал на ухо: — Даже кровать на дюйм от стены отодвинул. Ещё перед уходом.
— Какая самоуверенность… — игриво заметила Лайла.
— Ну так. Меня выбрала прекрасная принцесса. А сейчас подле меня стоит сама королева. Если я хочу соответствовать, сомнения неуместны.
Встретившиеся взгляды. Страстный поцелуй. Вслепую закрытое окно. Осадок от того, что произошло в горячих источниках, присутствовал. Правда, почти незримо. Подобному лучше остаться пылью на душе, чем саднящим песком на языке, а потом и хлёсткими камнями, брошенными в лицо Любви.
Эрминия лежала на кровати. Подпирала взглядом потолочную балку. Стоило забыться и почесать бок — здравствуй, напоминание о проклятом севере: болезненные обрубки вместо мизинца и безымянного пальца. Такой рукой не то что меч сжимать, жалкий перец держать неудобно. Предложенная Алану помощь из мерной резки овощей превратилась в остервенелое кромсание, да такое громкое, что мывший морковку юнец стал коситься на нож. Пришлось завести разговор. Разрядить обстановку скупой шуткой. Верный способ избавить человека от тревог. Правда, некоторые собеседники Эрминии по итогу становились немногословными: с перерезанным горлом особо не поговоришь. Этого Алану знать необязательно.