Из кабинета вышла молодая девушка с короткими белокурыми волосами и сказала:
— Проходите, пожалуйста.
Джоб встал и последовал за ней. Гнев его улетучился так же быстро, как и возник. Гнев был бичом Джоба от рождения. Он выплескивался наружу словно гейзер. Не понимая, что делает, Джоб распалялся, а спустя мгновение в смятении смотрел на дело рук своих, недоумевая, что могло вывести его из себя.
Прямо перед ним подпрыгивали светлые кудри машинистки. Позабыв о папуасах и их огромных заработках, он начал бороться с желанием протянуть руку и погладить эту кудрявую головку. Ему нравились вьющиеся волосы.
Начальник занимал южное крыло здания, которое отделялось от остальных помещений картонной стеной. Он сидел за большим плетеным столом напротив карты территории.
Джоб стоял в дверях, разглядывая его. Он был проницательным человеком, да иначе и быть не могло. Проницательность была неизбежным результатом его беспорядочного образа жизни. Но насчет Тревора Найала ничего нельзя было сказать наверняка. У него было волевое, добродушное лицо и внимательные глаза, но он был излишне опрятен. Хоть ставь манекеном в витрину сиднейского магазина. На рубашке и белых брюках ни единого пятнышка или морщинки. Он не снимал пиджака и галстука, что казалось нелепым. Мистер Джоб относился к чистоплотности настороженно. Она была одним из признаков образованности. А ведь всем известно, что образование делает человека нечестным.
Нечестным, точно, по большому счету. Никто не возражает против мелкого обмана. Но он всегда чувствовал, что такие чистенькие люди, как этот, норовят укрыться за своим наутюженным лоском, который производит впечатление, и потом смотришь только на костюм, а не на человека.
Но Джоб был готов простить Тревору Найалу этот недостаток.
— Мое имя Джоб, мистер Найал. Альфред Джоб, — проговорил он самым любезным тоном. — Только что вернулся из Каирипи. — Каирипи был одной из государственных баз на побережье в пятистах километрах к западу от Марапаи.
Найал ничего не ответил.
Джоб стал еще любезнее. Он взял шутливый тон.
— Наверное, вы решили, что я приехал покупать землю, а? Выращивать копру на побережье, а? В сотне километров к востоку от Каирипи есть старая заброшенная плантация. Орехи гниют на земле. Ну и пусть гниют. Мне этого не надо.
— И что же вам надо? — спросил Найал. — Говорите. Я не могу уделить вам весь день.
Джоб медленно обернулся и пододвинул стул. Он был доволен собой. Значит, не можешь уделить мне весь день. Значит, хочешь поболтать с кем-то поважнее меня. Что ж, здесь нет никого важнее меня. Погоди!
Он устроился на краешке стула, достал из кармана два полумесяца и положил их на середину стола. Они были пятнадцати сантиметров длиной — плоские, тоненькие молодые луны, с отверстиями, просверленными в рожках. Они были сделаны из золота и украшены грубым узором, нацарапанным острым инструментом.
Лицо начальника ничего не выражало. Джоб усмехнулся про себя. Он решил, что мистер Найал ему нравится.
Найал протянул руку, взял золотые украшения и взвесил их на ладони.
— Что это такое? Шейные украшения?
Джоб кивнул и подался вперед. Маленькая игра окончена. Теперь можно перейти к делу.
— Да, их носят на шее на шнурке. Как перламутровые раковины. Я едва не упал, когда увидел их. Никогда не видел ничего подобного.
— А им и нет ничего подобного, — сказал Найал. — В Папуа не умеют обрабатывать металлы, по крайней мере мы так считаем. Это люди каменного века. Они еще не дошли до металлургии!
Образование, решил мистер Джоб.
— Здесь есть золото, мистер Найал, — начал он. — И я знаю где.
— Где?
Джоб опустил глаза, хотя такие предосторожности были излишни.
— В долине Бава.
— Вы хотите заявить на него свои права?
Джоб кивнул и хлопнул ладонями по коленям.
— Вот именно, — проговорил он. — Вот к этому я и клоню, мистер Найал. — В животе неприятно заурчало, и он поднялся на ноги. — Эй! В чем дело? Я не сделал ничего противозаконного. Это моя находка. Все справедливо и честно. Я пришел к вам. Это закон. Я не нарушаю закон.
Найал протянул руку к телефону. Другой рукой он сделал Джобу знак сесть.