Он остановился и посмотрел на них. Маленький талисман, кокосовый орех, согревал руку приятным влажным теплом. Деревня осталась позади. Он был один с четырьмя спящими людьми и сгущающейся вокруг них темнотой. В этих людях не чувствовалось того душевного покоя, который исходил от Стеллы. Они казались спокойными, но он знал, что им недостает уверенности. Они забылись тревожным сном, кишащим неясными призраками, которые лизали душу языками страха. Ему были хорошо знакомы эти ночные кошмары, когда тело раздирают муки, ты лежишь, скованный страхом, мозг затуманен, сознание окутано гипнотическим сном, а голос из внешнего мира шепчет; «Опасность!» Нет ничего страшнее, чем слышать этот голос, умом понимать, откуда исходит угроза, но лежать скованным и беспомощным, когда только волосы на голове шевелятся от ужаса.
От этих мыслей ему стало не по себе, и он быстро наклонился над костром, коснувшись пальцами земли. Почва была влажной и жирной, но здесь не было растительности. Он поднял фонарик, и луч удлинился. Тьма впереди стала жиже. Свет вырвал из мрака высокий гладкий ствол дерева на опушке джунглей. Вашингтон быстро погасил фонарь. За деревом в тени что-то сверкнуло.
Он сделал несколько шагов прочь от костра, но ноги его по-прежнему увязали в податливой земле. Он искал траву или палые листья. Он колебался. Всего несколько шагов, и его желание осуществится, но чтобы сделать их, требовалась отчаянная смелость. Взгляд его был прикован к земле, но серые очертания дерева не исчезали, он видел их другим, внутренним зрением, которое не обманешь уловками, которое всегда начеку и готово одушевить всякую тень, всякое бревно или камень. Сейчас этим зрением он следил за огоньком, мелькнувшим в джунглях. Этот огонек не мерцал, как светляки, а опустился на землю, к корням деревьев, и тускло светился, словно круглое блестящее око.
Хватит ли травы и листьев? — подумал Вашингтон, потирая пальцами влажные полированные бока кокоса. Правильно ли он наметил цель? Они, сказал Энтони Найал, совершенно безвредны, если только не набить их нужной начинкой. В деревнях их множество, забытых, никому не нужных. Так размышлял он, поглаживая орех потными дрожащими пальцами. И все это время животное внутри него смотрело на бледный, блестящий глаз в джунглях.
Лучик фонаря скользил по земле, высвечивая речной ил. Трава росла только у самого дерева. Еще один шаг вперед, и он больше не мог смотреть вниз. Он поднял глаза, и его охватил жестокий, едва ли не смертельный приступ страха. Глаз джунглей светился прямо у его ног. Это был не желтый, а белесо-зеленый огонек, ледяной свет, лунный свет. Он дышал. В нем теплилась жизнь. Он пронзал его сердце насквозь.
Запястье нервно дернулось, луч фонаря взметнулся вверх, и глаза растворились в пятне света. Он увидел скопление губок, растущих на корнях дерева.
Светящиеся губки! Он едва не потерял сознание от облегчения. Вспотевшее тело сотрясалось от беззвучного смеха. На минуту мир показался ему безопасным и прекрасным, как прежде. Но животное внутри не давало расслабиться. Инстинктивно он сознавал, что нужно действовать как можно быстрее, и стал рыть пальцами землю. Рука его нащупала кусок отмершей древесины. Он опустил фонарик, и снова впереди засветились огоньки губок. В следующее мгновение под руку ему попался сухой лист пандануса. Подобрав его, Вашингтон быстро пошел к хижине.
Усевшись на корточки у костра, он отломил краешек листа и раскрошил его. Он не сводил взгляда с листка, но голос из джунглей настойчиво повторял: «Обернись, обернись». Напрягая волю, чтобы не оглядываться назад, он почти бессознательно мял пальцами сухой лист.
Он попытался затолкать кусочек листа в отверстие кокоса. Но оно было слишком мало. Тогда он в отчаянии начал искать на земле какой-нибудь прутик, чтобы протолкнуть листок внутрь. Но он знал, что ничего не найдет и что нужно возвращаться к джунглям. Его трясло от ярости. Он знал, что не пойдет туда, и злился, потому что над ним посмеялся какой-то кокосовый орех. Он забыл, что впереди его ждут более серьезные испытания. Эта ночная вылазка должна была положить конец всем его сомнениям и страхам.
Потом он вспомнил о хижине. Вашингтон поднялся и пошел к дому, переступив по пути через вытянутые ноги туземца, лежавшего пятками к костру. От стены хижины он оторвал краешек сухого листа и протиснул его в отверстие ореха. Его охватил приступ истерического смеха. Ему даже не нужно было отходить от костра.
Давясь смехом, он привязал кокос к торчащей щепке на одном из столбов хижины. Теперь маленький амулет раскачивался над головами спящих носильщиков. Когда они откроют глаза и увидят орех, они решат, что здесь побывали вада, которые украли душу и оставили гнить пустое тело.