К счастью, до этого не дошло. Надеюсь и с Люмией в их женской комнате тоже всё будет нормально. А девушек-стихийников, так-то, не меньше, чем парней. Всё же магия не спрашивает, у кого и как проявляться, а потому, в среднем, количество парней и девчонок, проходящих службу в страже — если считать лишь магов конечно же, — плюс-минус равное. Только вот девушкам служится проще. Причину, думаю, представить не сложно, учитывая, что кроме как в виде волшебниц или сионов женщин в армию не берут…
— Новенькие? — едва мы зашли, спросил тощий, но крайне коренастый и даже на вид не чурающийся физических нагрузок парень, лежащий на койне, закинув руки за голову. Был он без рубашки, в одних лишь штанах, поглядывал лениво, но цепко. — Рано чего-то. Обычно распределённые со школ маги приходят ближе к вечеру. Эй, Рондос! — заорал колдун. — Чего режим нарушаешь⁈
Но офицер уже ушёл, не соизволив ответить. Хм… показательно… Что не ответил. Имею в виду, в столице этот верс даже не посмел бы пасть открыть на вышестоящего, ведь проблем потом не оберёшься! Во всяком случае из того, что я успел узнать. В колониях, видать, к дисциплине относились иначе. И хорошо, и плохо. Значит, шанс на совместную комнату и возможность «сходить погулять» у меня весьма серьёзно вырос, а вот плохо в том, что опять придётся рассчитывать лишь на себя. Тц…
— Мы — подкрепление армии императора, — сделал я шаг вперёд, как бы прикрывая остальных. Потому что Ресмон лишь насупился, рассматривая десяток парней, часть из которых спала, не обращая внимания на крики, шум и прочую возню, часть играла в кости, изредка поглядывая на нас, а часть просто болтала, валяясь на узких, грубых койках с металлическим каркасом, вбитым прямо в стены. Каратон же и вовсе создавал ощущение того, кто готовился атаковать. Или ставить барьер. Нервный он, какой-то, даром что целитель. — Точнее, — слабо улыбнулся, — все, кто выжил, после крушения «Кромолоса».
На мои слова повернулось двое ребят, сидящих в тёмном углу. Сразу стали заметны чёрные провалы их глаз. Некроманты. Этих то чего в стражу запихали? По идее, в Тайную полицию должны были взять, вот где некромантов с руками отрывают!
— Чего? — задумчиво нахмурился какой-то другой парень, уже полностью одетый и более светлокожий. — Давай по порядку…
— Тогда, начнём со знакомства, — сделал я ещё один шаг вперёд. — Меня зовут Кирин, — и вопросительно уставился на него, неспешно переводя взгляд на остальных.
— Ты, вижу, главный? — коренастый подскочил с кровати, вытягиваясь и хитро улыбаясь. — Ну давай, «приятель». Я — Костон…
Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны
В детстве Милене рассказали легенду о человеке, в животе которого находилось два щенка. Один любил его, был ласковым и послушным, второй был диким и умел лишь злобно рычать и кусать. Когда первый щенок ластился к нему, тыкался своим носом в сердце, то человек становился радостным, как жрец, с которым заговорил его бог. Когда второй щенок впивался в его плоть своими острыми зубами, то человек впадал в отчаяние и страшно горевал, словно столкнулся со смертью собственных детей.
В редкие моменты жизни, когда сердце оставалось в покое и собаки мирно спали, мужчина спокойно и бесстрастно говорил, что обречён.
— Блаженство, — объяснял он, — можно пить тысячу раз, а стыд перережет твою глотку лишь единожды.
«Между собаками», — так называлось это состояние. Оно отражало ситуацию выбора без выбора, когда любое решение неизменно приводило к краху.
Милена Мирадель определённо находилась «между собаками».
День начинался как и всегда: женщина зашла в тронный зал и все собравшиеся в нём опустились на колено.
— Начнём, — с улыбкой произнесла она, уже давно привычная к подобным действиям.
Коротконогий министр внутренний дел, Инар Моурен, поднялся первым. Человеком он был весьма умным, но нервным. Начав воодушевлённо произносить одну единственную фразу, мог впасть в тоску на её окончании. Зачастую не знал, куда деть взгляд. При общении с кем-либо (не только Миленой), его глаза обычно бегали по всему вокруг, но не хаотично, а словно подчиняясь некому ритуалу. Будто бы он старался максимально уклониться от «чести» столкновения взглядов. При этом императрица не ощущала в этом какой-то неприязни, это была скорее… привычка, пусть и весьма странная. В тех редких случаях, когда глаза Моурена и его собеседника всё-таки пересекались, министр смотрел решительно и настойчиво. Вот только вся уверенность исчезала буквально за секунды, отчего вторая сторона начинала ощущать одновременно чувство превосходства и странную незащищённость.