Так далеко от народа, от сточных ям жизни, от бед простых людей, как не быть тираном? Сколь не были бы решения Милены взвешенными, разумными и честно выстраданными, они обрушивались на головы, как булавы, и разили, словно копья. Да и как иначе? На что и намекал негодяй-поэт Юалд Герен, своей «Одой переливов».
— Впрочем, что на этот счёт думает мой министр военных дел? — перевела она взгляд на Косто Лоринсона.
Мужчина на мгновение задумался, а потом произнёс:
— Как писано в Трактате о святости: «Наступят дни, когда Хорес направит на землю голод, но не по хлебу или воде, а по жажде услышать слово в честь свою. И будет он ходить по миру, от моря до моря, скитаться от востока до запада, пока не найдёт его». Пусть люди молятся и ниспошлёт им блага наш Господин Вечности.
Мирадель нахмурилась от столь фанатичной тупости, однако, это было ожидаемо.
«Глупец тот, кто просит совета у глупца», — подумалось ей.
Конец заседания не заставил себя долго ждать и императрица изволила уйти в собственные покои. Ей нужно было отдохнуть и прийти в себя. Женщина уже мечтала о сочном винограде и бокале изысканного вина с пряностями, как «совершенно случайно» на её дороге оказался Киан Силакви, высший жрец Хореса.
«Предчувствую проблемы», — Мирадель едва удержалась, чтобы не закатить глаза.
— Я хотел поговорить, — с улыбкой произнёс самый святой человек Империи, — наедине.
— Что-то случилось? — с этим мужчиной Милена могла быть самой собой, ведь мало того, что Киан был одним из ближайших сподвижников её мужа, так ещё и мог слышать самого Хореса. Того с кем говорил лишь Дэсарандес. Это значило не просто много, это значило всё.
— Культ Амма, — сказал он, мягко придержав её за локоть и направив в сторону величественного храма, построенного на территории дворца.
Их прогулки и беседы не были редки. С того момента, как Дэсарандес направился на войну с вольными городами, это стало своего рода традицией. Положение Силакви, в каком-то смысле, делало его равным ей по политическому и общественному статусу, а совместные разговоры успокаивали Милену и даже придавали энергии, словно микстура бодрости от лучших алхимиков.
Высший жрец был умён, спокоен и мудр. Пусть он не был столь проницателен, как Дэсарандес, но всегда создавал ощущение более человечного.
«Мой ближайший союзник и соратник», — думала женщина по дороге к храму.
Галереи на вершине Ороз-Хора были величественными и не слишком длинными, однако имели неприятную тенденцию превращаться в лабиринт каждый раз, когда императрице нужно было срочно куда-то добраться или кого-то найти. Благо, что сейчас рядом с ней шёл тот, кто ориентировался здесь словно у себя в келье.
Безусловно Мирадель, оставаясь одна, могла направить с поручением слуг, которые всегда шли за ней в отдалении (даже сейчас), стремясь исполнить любое, мимолётное желание или поручение, но Милена не желала перепоручать столь простые задания.
«Хватает и того, что по утрам меня одевают чужие руки, а по вечерам омывают», — мысленно фыркнула она. Подобное всегда казалось ей безумием. Возможно причина была в том, что женщина выросла в небогатой семье, владеющей лишь звонким титулом.
Власть, как со временем поняла императрица, обладала коварной привычкой подставлять между человеком и его обязанностями других людей, отчего собственные руки и ноги превращались в декоративные напоминания о собственном прошлом.
Иной раз молодой женщине казалось, что из всех частей тела у неё остались лишь те, которые необходимы для управления Империей: язык и извращённый ум к нему в придачу.
— Что они сотворили на этот раз? — спросила Милена.
— Оставим этот вопрос для храма, — пригладил Киан свою бороду, лукаво на неё взглянув. — Пока скажи, отчего ты так напряжена?
Императрица рассмеялась, а потом устало покачала головой.
— Опять навалилась куча проблем, которые вытягивают из меня все силы, — призналась она. — А ещё… — и прервалась, не зная, как лучше будет объяснить.
— Ты всё ещё думаешь о том чтении, — проницательно заявил Силакви. — О «Оде переливов» и словах Герена.
— Её начало, — согласилась Милена, — как он начал поэму… — Взгляд императрицы бездумно скользил по изысканным, вырезанным из мрамора статуям, украшающим галереи. — «Таскол, стальной кулак в нашей душе. Сердце, яростно бьющее», — женщина бросила пристальный взгляд на своего собеседника. — Что думаешь об этом?