«Чудно, - отмечаю отстраненно, - и как он ее терпит? Хотя, с его сестрой и не такую выдержку можно натренировать».
-Держусь из последних сил, чтобы перышки твои да не повыдергивать. Не к месту и не вовремя хорохоришься.
Сири разом сдувается, бросая виноватый взгляд на безжизненные тела.
Прикрыв глаза, тяжело вздыхаю:
-Так… Первым делом надо поставить в известность родителей. Я не знаю ваши порядки, Светослав, поэтому, как все сделать правильно… положусь на тебя. По-людски, - слова застревают в горле болезненным комом, сглатываю несколько раз, чтобы продолжить, но не выходит. Пелена слез туманит взор. – По порядкам людей, должен быть звонок в полицию и скорую. А дальше, - опускаю голову, вспоминая, как проходили все с мамой, когда хоронили папу. – Дальше похороны, поминальный обед.
-Нельзя Ягу и Кощея хоронить по вашим законам.
-Я понимаю. Как быть тогда?
-С властями вопрос решим. А с матерью твоей… есть средства, меняющие ощущение реальности.
-Нет, я против того, чтобы она не помнила.
-Это не отшибает память, для нее все будет взаправду, и прощание и похороны, все как положено, Яда.
Киваю, со всех сил готовясь задать следующий вопрос:
-А Кир?
-Вот с этим…
Договорить Свет не успевает, в кабинет широко раскрывается дверь и спиной к нам с кем-то треща по телефону вваливается довольный Тимофей.
-Да-да, - деловито соглашается он. – Хочу сюрприз им сделать, у меня друган терпеть не может эту ванильную няшность. За ним в помещение впархивает облако чёрно-розовых, совершенно готских по настроению шариков. Такое чувство, что их в охапке штук пятьдесят не меньше. – Вот я и задумал, совместить их цвета. У нее ж волосы в розовый выкрашены….
Слушает в трубку ответ собеседника. Смеется.
-Прикинь, а я еще и торт им зака… - он оборачивается, замолкает, растерянно смаргивает, обводя взглядом всех разом, выпускает шарики и они разлетаются, устилая потолок двухцветным покрывалом. – Твою мать, - шепчет он, отключая вызов. Трубка падает из его рук, на прощание мигнув гаснущим экраном.
Тим шарахается в сторону, опрокидывает стоящую у входа вазу и та, надрывно дзинькнув, разлетается на мелкие осколки. Лиходеев, не отводя взгляд от лежащего на полу Кира, пятится в противоположную сторону, натыкается на стул, спотыкается, пытаясь удержать равновесие, делает пару шагов назад и кувыркнувшись через низкое кресло, падает аккурат лицом к лицу с бабушкой.
-Т - ТВОЮ МАТЬ! – орет он, отползая подальше задом. Уткнувшись спиной в стену, полоумно всматривается в нас, останавливает более осмысленный взгляд на Горыневе. – Чо ваще происходит, Слава?!
-Балбес, - горестно вздыхает Змей.
-О, а вот и третья дура на твою голову, - припечатывает Сири. – Вернее, дурак.
Глава 31
Кир
– Давно не виделись, Кощей, – Чернобог сидел на большом валуне, прямо на берегу Смородинки, так близко, что огненная вода едва не лизала носки его сапог. – Ну, и что ты тут забыл?
– Смерть свою, – теперь-то уж что? Могу не церемониться – все равно мертвый.
Хуже, конечно, будет, если хозяин подземного Чертога разгневается, так мне плевать с некоторых пор. Что хотел – уже не получу, а без этого будь что будет.
– Отец, что ли, не научил, что смерть Кощеева в яйце? – Чернобог подхватил какой-то прутик и принялся задумчиво выводить рисунки на песчаном берегу.
– Уже нет.
– На кого цепи-то оставил? – и, не дожидаясь ответа, продолжил, - на брата? Не жалко? Он же хиляк, сломается под ними сразу, – повинуясь кивку, я тоже сел на валун напротив.
– Не моя теперь забота.
– Как был эгоистом, так и остался, опять только о себе подумал. В крови у вас, в самом деле… – Чернобог звучал разочарованно. – Твой долг был каков? Правильно-о, отпустить любовь свою. Избавить род от проклятия, а ты… – Бог как-то по-простецки махнул рукой, как делала бабка всегда. Невольно усмехнулся, глядя на этот жест. Хотя, не до смеху, конечно. – О матери-то подумал?
– Не помню, чтоб клялся не упустить шанса.
– Смелый стал? – лицо напряглось, сразу из спокойного превратилось в божественно-карающее. Глаза налились черной тяжестью, брови сдвинулись.
– Как помер. Мёртвым все одно: что воля, что неволя.
– Всегда ты был упрямым и своенравным. Рано тебе батька цепи отдал, – Чернобог покачал головой, вновь расслабившись.
– Моим мнением не интересовался, - скулы сидевшего напротив напряглись. От одного этого жеста стало так тошно, что самоубился бы, не будь уже мертв. Такая тоска навалилась, хоть топись!
– Будешь дерзить, на вечность оставлю так: с грузом грехов на душе, – спокойно предупредил Чернобог, и тоска тут же отступила. – Не годится братец твой в Кощеи. Кишка тонка. А других вы не наплодили еще, – как сам с собой - честное слово.
Как будто это моя вина, что не подготовил смену. Мне, знаете ли, еще тридцатки нету. Не наплодил уж.
– Вернуться хочешь? К Яге своей.
Прищурился, вглядываясь в лицо и пытаясь понять, в чем подвох. Ничего же боги не делают просто так.
– Цена вопроса?
– Тьфу ты, делец, – Чернобог совсем не по-божественному презрительно сплюнул под ноги: – На прежних условиях. Будешь моим наместником. Правая рука, карающая длань. Следить за порядком и соблюдением законов.
– На прежних мне не надо, устал я псом на поводке. Спасибо.
– И что же ты предлагаешь? – поднявшись, собеседник мой пошел медленно вдоль берега, даже не оборачиваясь в мою сторону.
– Без цепей готов. Забери цепи с рода, чтоб и сыновья мои не страдали, и внуки, и все мои прямые потомки…
Не успел договорить, как тень метнулась порывом ветра и прямо перед лицом появилась страшная личина, прошипев злое: – Не много ли на себе берешь, Кощей?
В ответ я лишь пожал плечами. Вернуться к Яде хотелось безумно, но думать, что однажды у нас родится сын, примет цепи и станет жить, как я жил – нет. Не поступлю я так. Ни с женщиной своей, ни с нерожденными детьми.
– Только твои ПРЯМЫЕ наследники, Кощей. Ни братьев, ни дядьев. Только твой сын, сын твоего сына и дальше так. А другие не наследуют, ни власти, ни силы. Заберу магию всю. И у отца, и у брата. У всех заберу. А ты станешь мне верно служить. Без цепей. Как сын отцу, по праву крови. И детей воспитаешь приемниками. Клянешься?
От такого точно не отказываются.
– Силой клянусь, - поднявшись начертил рукой руну.
– Принимаю твою клятву, – довольный, как сытый кот, Чернобог снова сел на свой валун. – Вот вечно ты поперед батьки лезешь, с детства. Ни Горыныч тебя не научил уму, ни князь волколака. Ничему не учит жизнь, ну. Кто тебя просил в божественный промысел лезть?
– Не мог я иначе, – вздохнул. Правда не мог. Да, должен был, а душа не дала.
– Я ведь просчитал все, - горестно вздохнул Чернобог. - Девчонку эту, Летавицу, жена моя надоумила с Черной смертью-то. Баба она баба и есть. “Измена должна быть отомщена”, – бог передразнил тон своей супруги и так выглядело смешно, будто с простым человеком говоришь о насущном. – Я и брата убедил, что надо старой Яге в наказание дать жить за счет внучки. Все пекся о своих детях, – кивнул на меня, - ходы наперед просчитал все.
«Обо мне что ли пекся?!»
– А тут ты! Все так хорошо шло: Ядвига умирает, Ладомила попадает в Смородинку первая, а молодую выталкивает назад. По учету одна жизнь должна быть забрана, не две. Получил бы ты и девку живую-здоровую, и даже избавление от проклятия. Нет! Подался в благородные. Самопожертвованием занялся, – Чернобог снова сокрушенно качнул головой. А я ощутил себя, будто правда отец отчитывает за недальновидность.
– Иди с глаз моих, чтоб лет сто тебя здесь не видеть! И впредь думай, что ли, прежде чем делать, не мальчишка поди. Силы я тебе за всех Кощеев передал. Будь любезен достойно неси волю Чернобожию Навьему народу. Иначе самолично испепелю: и тебя, и весь род твой. Взялся быть мужиком, будь, а не это вот все! Стыдоба! Противно смотреть.